Когда они были в гостях в доме Айзека, больше всего Джонатана поразило то, что Итан сказал ему: «Добро пожаловать в семью». Эти слова глубоко запали в его душу и он неоднократно прокручивал их в голове, чувствуя, как внутри разливается тепло и от этого хочется улыбаться.
Он не думал, что когда-нибудь в мире найдётся место, где ему будет так хорошо, даже не смел мечтать об этом.
А вчера Дэвид поцеловал его, и в этом не было грязи, только всё та же забота и тепло. Он думал, что мужчина захочет продолжить дома, но тот опять ничего не сделал, а следующее утро было совершенно обычным, будто ничего и не произошло. Может быть стоило просто забыть об этом, но Джон уже не мог. Впервые не испытав отвращения от подобного прикосновения к себе, он понял, что ему хотелось бы испытать это снова, а ещё очень хотелось, чтобы альфа обнимал его чаще. Ради этих объятий он уже два раза схитрил, притворяясь ночью, что ему снятся кошмары. Дэвид всегда быстро приходил, когда слышал, как он стонет во сне, садился на постель и крепко прижимал его к себе. В такие моменты юноша чувствовал себя особенно хорошо. Он клал щёку на широкое плечо, вдыхал запах альфы и всеми силами старался не заснуть слишком быстро, чтобы ощущать это подольше. В руках мужчины было так спокойно, будто ничего плохого никогда и не было в его жизни и уж точно никогда не будет. За свой обман было безумно стыдно, но он того стоил.
Джонатан вызвался помочь с уборкой, пока мужчина будет готовить. Вообще, как выяснилось, раз в неделю к Дэвиду приходил уборщик, но в праздничные дни у того тоже были выходные.
Мужчина строго-настрого запретил юноше поднимать что-либо тяжёлое, забираться на табуретки, чтобы достать повыше, или, наоборот, нагибаться слишком сильно и ещё много чего, а сам отправился на кухню, заниматься их праздничным ужином. Готовил альфа просто потрясающе, хотя, возможно так казалось, потому что раньше Джон и не ел нормальной пищи, в любом случае, он всегда сметал всё до последней крошки и никогда не был против добавки.
Парнишка самозабвенно стирал пыль с полок в библиотеке и кожаных переплётов. Дэвид сказал ему не усердствовать там особо, но Джонатан очень любил эту комнату, ему просто нравилось находиться здесь, поэтому он всё делал не спеша.
Дойдя до полки, на которой стояла фотография семьи альфы, парень задержал на ней взгляд, а потом взял небольшую рамку в руки.
Он аккуратно стёр с неё пыль и вновь стал всматриваться в запечатлённые на ней лица. Мужчина так и не рассказывал, что случилось с его семьёй, но судя по всему, это было что-то очень и очень плохое, о чём ему было невыносимо вспоминать. Джон никогда не спрашивал, считал, что не имеет на это права, но всё же ему хотелось узнать, потому что неведение рождало в нём смутное беспокойство.
Он долго смотрел на неё и размышлял, что же могло произойти, и не заметил, как Дэвид оказался прямо за его спиной и вдруг забрал рамку из его рук.
Мальчик испуганно отшатнулся, больше от неожиданности, потому что уже уяснил для себя, что этот альфа не из тех, кто любит распускать руки.
Мужчина несколько минут неотрывно смотрел на фотографию странным взглядом, в котором сквозила некоторая обречённость и боль, а потом заговорил.
- Это Эзра и Зак, - тихо произнёс Дэвид, водя по стеклу рамки кончиками пальцев. - Эзра всегда был рядом. Мы росли вместе. Наша семья три поколения соседствовала с их семьёй. Эзра и Айзек близнецы, ты это и так, наверное, сразу заметил. Худшее из возможных сочетаний, конечно. Ещё в утробе Айзек выпил все соки из своего брата, и Эзра родился очень слабым, еле выходили, да и в дальнейшей жизни его ждало много проблем со здоровьем. Мои родители умерли рано, а других родственников у меня к тому времени уже не было, поэтому родители Эзры и Айзека взяли меня под своё крыло. Благодаря этому мы с Эззи стали ещё ближе. Мне казалось, я всегда любил его, с детства. А потом у него первая течка случилась и я стал его альфой. Айк тогда мне морду набил за брата, считал, что рано ему ещё было. Но я же не дурак, конечно мы были осторожны. Союз оформили мы тоже рано, я только школу закончил. Эзра всегда очень хотел детей, но я считал, что сначала надо выучиться, найти работу. Тогда мне казалось, что это важнее. И он согласился подождать, только вот... я не знал тогда, к чему это приведёт, он мне только спустя несколько лет признался. Я нашёл своё призвание, стал писать книги, в жизни всё было замечательно и я решил, что теперь мы вполне можем завести деток. На этом наше счастье закончилось... - он прервался, перевёл дыхание и продолжил. - У Эзры случался выкидыш за выкидышем и он всё слабел. Каждый раз мы теряли ребёнка на всё более ранних сроках. Я готов был сдаться, лишь бы с моим мужем всё было в порядке, но он умолял меня не оставлять попыток. На врачей уходило целое состояние, но ничего не помогало. Он тогда мне и рассказал, что его гинеколог когда-то советовал ему родить, как можно раньше, потому что у него были серьёзные проблемы с репродуктивной системой. По идее, он должен был родиться бетой или вообще умереть ещё в утробе, что чаще всего и происходит, когда зарождаются такие близнецы. Но природа распорядилась иначе на этот раз, сделав его чем-то средним между бетой и омегой, - он вздохнул. - Мы продолжали лечение, и в итоге на свет появился Закари. Преждевременные роды и долгое выхаживание, без особых шансов на успех, но он выжил. Эзра был на седьмом небе от счастья, даже то, что врачи сказали ему, что он больше не сможет иметь детей, не смогло тогда омрачить нашей радости. У нас был наш малыш и мы готовы были пылинки с него сдувать. Зак был совсем слабеньким и болезненным ребёнком. Больница уже давно стала для нас вторым домом. Однажды, один из врачей посоветовал нам детский оздоровительный лагерь, как раз для таких вот деток. Заку тогда было уже шесть и мы подумали: почему бы и нет? Решили, что навещать будем постоянно, да и всего на две недели это... - Дэвид запнулся, помолчал минуту, сжимая в пальцах рамку. - Наш мальчик умер там, утонул... не уследили... - он судорожно вздохнул, передавая рамку замершему бледным изваянием Джонатану, чтобы не сломать её самому. - Для обеих наших семей это стало большим ударом и огромным горем. Айзек с Итаном стремились помочь как могли, но мы всё больше отдалялись от них. Не могли видеть чужое счастье, их здоровых, весёлых ребятишек и размеренную жизнь. Эзра почернел от горя и стал замыкаться в себе. Мы проходили долгую семейную терапию, опять врачи, врачи, врачи... Спустя какое-то время, моя боль поутихла, и я стал пытаться вернуть Эзру к нормальной жизни. Но все попытки были тщетны. Он резал вены, пробовал вешаться, наглотался однажды таблеток. Его удавалось спасти, поскольку я всегда был рядом и если отходил куда-то, то совсем ненадолго. Прошло почти два года с трагедии, и я начал замечать перемены. Мой муж, как мне казалось, стал оттаивать, лучше питаться, иногда даже улыбался. Я таскал его по музеям, выставкам, кино, ресторанам. Делал всё, чтобы он только не думал о том, что случилось. Как-то раз он попросил сходить с ним в новый огромный торговый центр, и я конечно же согласился. Покупал ему всё, на что он указывал, обошёл с ним все магазины, он в тот день выглядел почти счастливым, я уже много лет не видел его таким. Мы утомились, он попросил мороженое, я пошёл покупать... - альфа снова прервался, было видно, что ему чрезвычайно тяжело продолжать. - Я услышал крики, обернулся. Эзра стоял на парапете, не глядя на меня. Я шагнул к нему... но сделать ничего не успел... он прыгнул вниз. Я только увидел, как взметнулись его золотые волосы и он пропал. Дальше провал, пустота. Я пришёл в себя в больнице, голос был сорван напрочь, кулаки сбиты в кровь и волосы стали такими, - он провёл рукой по своей голове. - Рядом был Итан. Похороны помню смутно, а после я буквально сбежал. Не мог смотреть в глаза родителям Эзры и особенно не мог видеть Айзека. Его лицо... одно на двоих с Эзрой. Тот период я вообще помню плохо, тогда я практически помутился рассудком. Много пил, ни с кем не общался. Однажды, вернулся в свой дом, собрал все вещи Эзры и Зака, что были там, и сжёг их на заднем дворе. Там были и альбомы с фотографиями. Эта, - он указал на рамку в руках Джонатана. - Единственное, что удалось спасти, и только благодаря Иту, он её как-то нашёл среди пепла. Я тогда и дом чуть не спалил. Когда пришёл в себя, понял, что надо что-то менять, положил сам себя в клинику, долго лечился. Вернулся в эту квартиру, стал снова писать. Постепенно жизнь вошла в своё русло, - он снова вздохнул. Попытался улыбнуться, но вместо этого вышло какое-то жалкое выражение лица. Протянул руку и потрепал Джонатана по голове, ему нравилось касаться шелковистых волос парнишки, это успокаивало.