— Сейчас проверим! — поддержала его душевный порыв Кристина. — Поставь ее на стол.
Стол во флигельке был старинным. Максим купил его в антикварном магазине. Львовна часто мечтательно рассказывала о том, что в детстве у них был тяжелый дубовый стол с резными ножками. И когда нечто подобное он увидел в лавке, то тут же приобрел. До сих пор вспоминал, с каким восторгом засветились глаза пожилой женщины. И это он сам считал, что недолюбливает ее? Кому бы рассказать…
Крис тем временем обошла шкатулку по кругу, погладила указательным пальцем по резной крышке и достала крохотный ключик, переданный адвокатом.
— Дырочку для ключа я вижу! — сообщила она тоном ученого или военного на особо важном задании. — Теперь важно чтобы ключ подошел к замку.
С этими словами она вставила его в замочную скважину и дважды повернула. Крышка щелкнула и две крохотные пружинки отбросили крышку назад. И тут же заиграла старинная еврейская песня. Кажется, она называлась «Хава нагила». Что Боярский, что фройляйн Рух в еврейском народном творчестве сильны не были.
Оба, завороженные звуками музыки, синхронно заглянули внутрь, стукнувшись лбами. Опешили. Посмотрели друг на друга. Крис даже увидела зеленоватые крапинки в синих глазах мужчины. А он успел разглядеть три сероватые веснушки на ее изящном носике и ощутить нежный запах ириса. Что это именно ирис, он знал от Иды. Та терпеть не могла этот запах. И когда он выражал восторг духами с данным ароматом, всегда недовольно морщила носик. В итоге оба сконфуженно замолчали, а следом весело расхохотались.
И им обоим вдруг стало легко и просто. Словно с плеч свалился груз неподъемных проблем.
Первым лежало свидетельство о рождении Кристины. В строке отец значился Рух Владимир ибн Абдалла.
— Странно, бабуля реально указала папино имя! — удивилась девушка. — Я думала, она заставит маму поставить прочерк или укажет кого — то фиктивного.
— Да, есть такая практика, когда вместо реального отца указывают собственное отчество. Ты была бы тогда Александровной.
— Но я, слава Всевышнему, Кристина бинт Владимир. Если брать на арабский манер.
Макс улыбнулся уголками губ. Мусульманской покорности, несмотря на обращение девушки к Аллаху, было ноль. Она все же была типичной раскрепощенной немкой или русской. Но никак не арабкой.
— Береги этот документ! — Максим, поддавшись какому — то порыву, положил свою руку на ладонь девушки, сжимавшей свидетельство.
Она подняла глаза на него, посмотрела долгих несколько секунд и просто ответила:
— Хорошо! — а затем все ж забрала руку из — под его горячей ладони, хотя очень не хотела этого делать.
Вторым документом было свидетельство о рождении Ирины.
— Неужели я сейчас узнаю имя своего таинственного деда? — в некотором возбуждении уточнила Кристина. Родовые тайны открывались одна за другой.
Открыла зеленую книжицу (свидетельства были тогда в виде двух картонных корочек) и громко прочитала:
— Шульц Александр Августович, — затем дергано, почти истерически рассмеялась и добавила:
— Вот откуда мои странные волосы и способность к языкам. Каких только кровей во мне не намешано! Даже немцы, оказывается, есть.
— Насколько помню из школьного курса биологии, — рассмеялся Боярский в ответ, — при смешении пород и рас вырастают особо талантливые дети. Так что ты у меня талантище!
У тебя? — Кристина покосилась на стоящего рядом мужчину.
— У меня! А у кого же еще! — подтвердил он. — Ты теперь моя!
А девичье сердечко сразу сладко заныло. В этот момент он так напомнил ей отца. Папа был таким же … Она не смогла подобрать подходящее слова. Но за свое он всегда сражался до конца и никому бы никого не отдал.
На утро шкатулку и все лежащие в ней документы они представили герру Клаусу. Он повертел бумаги в руках, горестно вздохнул и пафосно произнес:
— Увы, дети мои! Для меня это просто бумажки. Русский я так и не выучил. Хотя в школе старшеклассники его учили. Но когда я дорос до средней школы, берлинская стена уже пала, а мы начали дружно учить французский и английский. Но обязательно покажите эти документы моему коллеге. Он должен их по достоинству оценить.
Резник действительно все оценил.
— Это просто великолепно! — повторил он несколько раз, разглядывая свидетельство о рождении Кристины. — Считайте, что российское гражданство у девочки в кармане.
— О, тогда я вам больше не нужен и со спокойной душой могу уезжать домой! — резюмировал Клаусс. — Моя Моника меня уже заждалась. Я же не думал, что так долго задержусь в России. Она чего там себе только не насочиняла в хорошенькой головке. Придется доказывать, что никакую фройляйн я здесь себе не нашел.