— Вы теперь постоянно тут жить будете?
— Нет, несколько месяцев, думаю. В моей квартире ремонт.
— Не знаете, какие планы у новых владельцев на Кусимиру Грызеславовну? Я слышал, как на собаку кричали.
— Иван громкий, но хороший и очень порядочный. Просто такса его плохо слушается.
«Тоже мне гринпис», — Ане не любила добреньких, легко осуждающих чужое поведение.
Видимо, Леопольд догадался, что чай ему предлагать не будут. Ещё раз похвалил кота и откланялся.
— А по именам-то мы не представились, — запоздало поняла Аня, — ладно, утро вечера мудренее. Надо лечь пораньше, завтра много дел.
Как только она скрылась в ванной, на кухню тихонько вышла Ия, взяла молоко из холодильника, налила в блюдечко. Унесла его в свою комнату и поставила на полку стеллажа, чтоб Кусимира не достала. Блэки молоком никогда не интересовался. Погрозив пальцем собаке, которая прыгала внизу, безуспешно пытаясь сунуть любопытный нос на полку, девочка выудила из кармана бумажку, написанную тётей Натой, и торжественно прочла: «Хозяин-батюшка, сударь-домовой, меня пожалуй да полюби, моё добро стереги, моих родных береги, моё угощение прими!»
— Хорошо бы он оказался весёлым и милым, — шепнула Ия Блэки, развалившемуся на диванчике. Она не хотела расстраивать маму, и так обеспокоенную предстоящим ремонтом, но в новой квартире девочка чувствовала себя неуютно. Ночью комната становилась очень неприветливой. Ветки деревьев за окном отбрасывали страшные тени на потолок, а за стенкой кто-то сердито ругался. Непривычные шорохи пугали. Ия могла уснуть, только прижавшись к тёплому боку кота.
Вся суббота была посвящена переезду. Иван приехал к десяти утра с охапкой вакуумных пакетов и больших коробок.
— Маман велела сюда тёткины вещи запихнуть и на антресоль зафутболить. А потом она разберётся в них. Когда-нибудь…
В четыре руки они освободили гардероб в спальне. Одежды там было не так уж много, но целые полки занимали залежи советского постельного белья с бирками и без.
— О, я помню эти наборы. Их моя прабабка по отцу всем внучкам завещала, тётя Люба ещё брать не хотела, но на неё родственники насели, мол, не уважаешь волю умершей.
Среди простыней и наволочек притулилось несколько гладких камешков.
— А почему твоя тётя не отвела для коллекции один шкаф?
— Не знаю. Она эти яйца ещё и переставляла время от времени. Ну и дополняла новыми образцами. Но почему-то говорить о них не любила. Я, когда ребёнком был, пытался расспрашивать, но она переводила тему.
— Может, теперь составим в одно место? А потом оценщика позовёшь. Вдруг среди них есть редкие экземпляры?
— Ну, со временем обязательно.
Смущаясь, Аня рассказала о вчерашнем происшествии.
— Так что прости, коли твоё наследство проворонила.
— Забей, Анют! Но будь осторожнее, не пускай чужих. А если какие претензии по квартире, звони сразу мне. Тебе я даже на паре отвечу.
— Спасибо.
— Я буду заезжать почаще, чтоб подстраховать…
— Вань, я справлюсь. Один раз лопухнулась.
Наталья появилась ближе к обеду, когда Иван укладывал набитые мешки и коробки на антресоли.
— Как успехи?
— Освободили место для наших вещей, скоро за ними поедем.
— Молодцы. Держи тортик и пирожные. Долго думала, что выбрать, В итоге взяла и то и другое. Пойду Ийку чмокну и готова приступить к труду и обороне.
— У нас сейчас будет перерыв на обед. Мы с утра не присели, я только на готовку отвлекалась.
— Как я вовремя к вам, — засмеялась Ната и скрылась за дверью детской.
— Привет, Ия! Как ты тут? Я тебе обещанную перьевую ручку принесла.
— Спасибо! Ура! Прямо как в «Первокласснице»?
— Посовременнее. Сюда баллончики с чернилами вставляются. Я покажу. Не нужно никуда окунать. А то меня бы мать твоя прибила.
— Жалко… Я думала, как у Маруси…
— Ты пока эту попробуй. А там посмотрим. Нужно будет, раздобудем и древнюю. Да хоть перо гусиное!
— Классно! Пером я тоже хочу!
— А у тебя тут ничего, уютненько, — Наталья оглядела кабинет, — стол, конечно, гигантский. Подоконники широкие, прям сидеть на них можно. Знаешь, подушку бросить, в плед завернуться, взять чашку какао…
— И пролить на себя, — дополнила Аня, пробегая на кухню, — через десять минут обед будет.
— Ни грамма романтики! — возмущённо фыркнула Наталья, усаживаясь на подоконник.
— Во, даже моя «мадам сижу» отлично помещается.
Ия рассмеялась, но потом погрустнела:
— Тётя Ната, молоко так и осталось в блюдце, — шёпотом пожаловалась она, — значит, мы домовому не понравились?