Все, кто когда-то шарахался от неё как от чумы, встретив на улице здоровались, и даже закоренелые атеисты обратили на неё свои внимание.
- Хитро придумано, - считали они. - Баба-то не промах. Далеко пойдёт.
Ещё один сон снился тёте Саше. Будто идёт она по длинному-длинному коридору. По обеим сторонам – двери. А за дверями – комнаты да все разные. Заходит тётя Саша в одну, сидит на кровати – не то. Вроде хорошо всё – мебель красивая, картины на стене в рамках золочёных, а в окошке вид лучше тех картин. Да не её это.
Другая комната словно келья монашеская – стол, стул, стена каменные, некрашеные. И эта не по душе.
Третья – скромная деревенская горница. И отсюда бежит тётя Саша. Быстрей-быстрей, прочь по бесконечному коридору. Словно новорожденный котёнок тычется она в каждую дверь, посидит немного и снова в путь.
«Что если, - промелькнуло в голове, - умру, а так и не отыщу то заветное, одной мне предназначенное место?»
Тётя Саша вскрикнула и проснулась. Перекрестившись, по привычке взглянула на иконы и обомлела: не плакал больше Пантелеймон Целитель.
«Как же так? - зашептала тётя Саша. - Что же я не так делаю, Господи?»
Упала перед образами на колени да так и не поднялась до вечера.
Прошёл месяц, другой. Чудо не повторилось. Каждый день тёти Саши начинался теперь с тщательного осмотра икон. Она снова стала раздражительной и резкой, разорвала едва наметившиеся отношения, превратившись в прежнюю «ведьму», ещё более нетерпимую.
Весь год хмурила тётя брови и то и дело пускала в ход розги. На Крещение неожиданно подобрела и впервые взяла Надю с собой на речку. Стоял трескучий мороз, но девочка дрожала больше не от холода, а от боязни окунуться в ледяную воду. Тётя Саша взяла Надю на руки и вместе с ней опустилась три раза в обжигающую прорубь. Потом укутала девочку полотенцем, прижала к себе. Надю накрыла волна тёплой безграничной любви и нежности.
- Тётенька, я тебя очень-очень люблю! - прошептала она. Тётя Саша фыркнула и отвернулась.
На следующий день стояли они в храме, и Надя всё никак не могла наглядеться на тётю. Словно в первый раз её увидела.
«Милая, добрая тётя Саша», - думала она. Нежность переполняла душу девочки. Хотелось броситься на тётину шею и расцеловать каждый кусочек её лица.
- Шалавы, проститутки! - разнеслось вдруг по храму. Тётя Саша на чём свет стоит ругала двух девушек, одетых не по сезону. Одна в короткой юбке, едва видневшейся из-под полушубка; вторая в узких джинсах и кургузой курточке, между которыми блестела синюшная полоска обнажённого тела.
Надя едва не расплакалась. День был безнадёжно испорчен.
Надя сидела у окна и думала о том, как сделать тётю доброй и счастливой.
«Если чуда нет, - решила она, - нужно его придумать». Только как? Надя забралась на подоконник и потянулась к полочке с иконами. Она едва могла до них достать. Подцепила указательным пальцем крайнюю, подвинула на пару миллиметров. В этот момент вошла тётя. От неожиданности девочка потеряла равновесие и полетела на пол, увлекая за собой иконы.
Тётя Саша лишилась дара речи. Беззвучно открывая и закрывая рот, она рухнула на колени и подползла к девочке:
- Жива? - выдавила она из себя.
- Вроде, - Надя уселась, пошевелила руками и ногами, - нормально всё.
- Ах, ты, паскуда! - заорала тётя Саша. - Да что ж ты наделала! Чтоб у тебя все руки отсохли твои поганые!
Она вцепилась племяннице в плечи и начала трясти.
- Как же можно? Святые образа... мерзавка!
Надя вырвалась, схватила куртку и выбежала на улицу.
- Противная тётка, - шептала девочка, размазывая по лицу подмерзающие слезинки. - Ну, её! Пусть сидит одна со своими ненаглядными деревяшками! А я с мамой жить буду!
Надя надела капюшон, завязала потуже завязки с кисточками и отправилась в путь. Мама жила в приземистом двухэтажном домике недалеко от старого вокзала. Сейчас он закрыт, а раньше принимал в свои объятья сотни поездов и тысячи пассажиров.
После нескольких попыток Наде удалось допрыгнуть до звонка, красная дверь отворилась. На пороге стояла мама. Надя обняла её за талию, прижалась к животу. Какой у неё запах чудесный! Пахнет молоком, теплом и уютом. Надя вот-вот расплачется.
- Ты почему сегодня пришла? - спросила мама. - Сегодня же суббота.
- Я соскучилась.
Сергей, мамин муж, высунул в коридор голову:
- Кто там ещё?
- Ой, - сказала Надя, - а чего у Вас волосы такие блестящие? Вы их чем-то мажете, да?
- Я могу отдохнуть хотя бы раз в неделю? - разозлился Сергей.
- Не волнуйся! - успокоила его жена. - Она посидит немножко и пойдёт. Правда, милая? Хочешь посмотреть на сестричку?
Надя кивнула.
Мила сопела в кроватке и была такой крохотной, что Надя засомневалась, что она когда-нибудь вырастет и станет совсем взрослой. Интересно, а она тяжёлая? Надя аккуратно взяла ребёнка под мышки и приподняла. Мила заплакала.
- Что ты делаешь! Отойди немедленно! - мама оттолкнула девочку плечом, взяла Милу на руки и принялась укачивать. - Она же только что уснула!
- Ну, я пойду... - упавшим голосом сказала Надя, уверенная, что её попросят остаться.
- Иди, иди. Привет тёте Саше.
Надя отправилась к дяде Максиму. Если бы она могла выбирать, то жила бы непременно с ним. Дядя Максим весёлый. Когда Надя была совсем крохотной, он сажал её себе на колени и рассказывал удивительные истории.
- Поплыли мы однажды на Барбадос. Ты знаешь, где находится Барбадос?
- Нет.
- Серьёзно? Ты меня, наверное, обманываешь. Каждый знает, где находится Барбадос.
- Что ж он тебя к себе не берёт, такой добрый? - возмущалась тётя Саша. - Сказочки каждый рассказывать горазд!
- Он не может, - возражала Надя, - он моряк и много плавает.
- Кто моряк? Максим? - хохотала тётя.
- Да. У него тельняшка и якорь на руке. Он в океане плавает.
- В бутылке водки он плавает!
Дядя Максим свой. С ним можно обо всём говорить. Только бы был дома, а не на своём корабле. Надя постучалась.
- Эй, кто там скребётся как мышка? Заходи, открыто.
Максим сидел за столом с приятелем: початая бутылка, стопки, толсто нарезанный хлеб, трёхлитровая банка с мутным рассолом.
- Племяшка! Вить, да да это ж племяшка моя родная! - Максим подскочил к девочке, помог снять курточку. - Руки! Руки-то совсем отморозила! Озябла, моя радость. Давай-ка сюда, к батарее поближе! Витька, задницу-то подними! Уступи ребёнку!
Надя взобралась на высокую табуретку. Дядя утверждал, что она с того самого загадочного Барбадоса. Надя знала про это место всё: люди там тоненькие словно стебельки цветов и любят сидеть на таких же табуретках словно куры на насесте.
- Задурил девчонке голову! - ругалась на брата тётя Саша. - Он, Надюшка, сроду нигде не работал. Пришёл с армии и жене на шею. Она его выгнала, так он теперь «бомбит». Неделю катается, неделю квасит.