ко, что сижу тут, без галстука, - вот с лешим всегда так. Он умный, зараза и ехидный. Разговариваешь с ним и не понятно: то ли шутит, то ли намекает, то ли обвиняет. - И это... Раз уж мы тут про мораль и этику... Слушай, зайцы жалуются. Я тебя ни в чём не обвиняю. Но ты пойми: они народ простой, безобидный, скромный. Жизнь нелёгкая. Похвастаться перед дружками или подружками - маленькая, но радость. А тут, всё чаще приходят и жалуются, что подслушивает кто-то. Уж и на меня думать стали. Не надо, а? Ну что там интересного? И главное, всегда одинаково заканчивают. - Во как. Я думал, что сам пришёл, а оказывается, это меня вызвали. Я думал, что я за длинноухих заступлюсь, а оказывается, сам их обижаю. - Ну вот, ты опять - дуться. Это не ты пришёл и не я тебя вызвал. Это тропинки наши сошлись вместе, понимаешь? Ты пройдёшь - нет? Иди сюда, рядышком. Чего мы орём через поляну, как сороки. Кстати, если байки послушать любишь - вот к кому обращаться надо. И им совершенно по... по... по барабану - подслушивают их или нет. Орут так, что весь лес... подслушивает. - Хорошо. Я понял. Не буду больше. * Сквозь клубы дыма стало видно силуэт идущего к берёзе. Когда тёмно-синие, постоянно двигающиеся будто в медленном танце, завитки расступились, из них появился человек средних лет. В свитере и джинсах, с небольшой аккуратной бородкой и недлинными тёмными жёсткими волосами, торчащими вихрами на макушке и чёлке. Человек ли? - Вот. Правильно. Присаживайся, - леший подвинулся и его гость опустился на лежащее бревно рядом. - Ты уж не сердись на меня, ладно? Я, видишь, зелье времени варю. А дым судьбы мне всё рассказывает. Так что, я знаю - зачем ты шёл, что сказать хотел и немного ещё. Посиди рядом - тоже почуешь. В котелок полетела новая пригоршня травы и дым стал ярко-белым. - И что узнать хочешь? В смысле - зачем варишь? Просто любопытство? - Просто, не просто, любопытство, не любопытство. С утра почувствовал, что надо. Тревога какая-то. И не пойму откуда. - Узнал? - А ты ещё ничего не увидел? Посиди ещё. Белый дым быстро проймёт. - Да ничего вроде пока. - Не спеши. Как Первый? Кстати, когда вы уже имена расскажете ваши? Ну не дело согласись - Первый, Второй. Вот я - Ях. Просто и понятно. Хоть и зовут меня все просто - Леший. Но имя-то есть. А у вас? - Первый - нормально. Болтается целый день на сосне... - На пригорке, на той, что ль? - Ага. Наблюдает, как зайцы надышатся твоим дымом и в камень. С разбега. - Ха-ха! Чудики. Но не насмерть же. Зато будет, что рассказать вечером. "Несусь я, значит, от кривой берёзы в рощу, а тут, на моём пути - камень, во-о-от такой, ну и я понимаю, что свернуть не успеваю, думаю, а вдруг он уступит, как тот дуб вчера, и ка-а-ак... очухиваюсь, глаза открываю и как сигану!" - Леший зашёлся смехом. - Ты тоже подслушивал? А мне, значит - нельзя? - Мне - можно. Меня они не чуют. Понимаешь, дым этот - и рассказывает и немного меняет судьбу. Зайцы вон, с траектории сбиваются слегка. Ты тоже, возможно. Почувствовал? Вокруг-то смотри. Гость лешего огляделся и понял, о чём толковал лесной хозяин. Клубы белого дыма уже не были бесформенными кучами, сгустками пара и сажи. Они теперь показывали спектакль. Вон - полянка, на которой сидят двое около костра: леший и он сам. Вон - зайцы носятся. Вон - пруд, в котором плавают бледные тени, с угадываемыми силуэтами женских тел - русалки. А это что? До боли. До щемящей грудь, сладкой боли, до комка в горле, знакомые контуры. Это же... Дом... Дом! И где? На пригорке, где остался Первый. Вместо сосны стоит дом. Неказистый, кривой, вот-вот развалится. Но дом. Сердце забилось. Не верилось. И верилось. И опять не верилось. - Леший... Ях... Ты это видишь? - Что видишь? Тебе и мне - разные вещи показывают. Что там у тебя? - Дом. - Вот оно что. Может быть. Может. Теперь понятнее. Хотя... - Что понятнее? Что может быть? Откуда здесь, в глуши - дом? Что "хотя"? - Я вижу поваленные, загубленные деревья, зверушек убитых. И человека. Сюда идёт. Теперь, понятно - зачем. Да-а-а. - Человек? Один? Дом строить? Зачем? Кто? Почему один? - Второй... - Это что - предсказание? Так будет, да? Кто он? - Второй... Не трещи. Пожалуйста. Дай подумать. В одиночестве. Пожалуйста. Извини. Иди к Первому. Вспомните имена свои, что ли? Давай. Пока, - Леший кинул в котелок ещё один пучок травы и дым стал ядовито красным. * На пригорке никого не было. Слышался разговор сорок из рощи неподалёку. Сплетницы. Про лешего и нашу встречу с ним уже кричат. Дуры! Ничего мы не пили и не курили. Что за фантазии? Что? Лягушек в котёл кидали? А потом к русалкам пошли? Языки, что помело! Не стал слушать дальше. Зайцы - куда интеллигентнее. Тоже приврут, конечно. Но как-то по доброму, бесхитростно, мягко. "Имена вспомните". Что их вспоминать? Помним, верим, храним. Но никому не скажем. Зачем они без дома? Первый треплется: "Ещё пара десятков лет и станем здесь своими. Как леший. Будем с русалками зажигать. На медведях кататься. Зелья варить и в будущее заглядывать. Впишемся в экосистему". Да не попрёшь против природы. Я так думаю. Если ты - домовой, то без дома ты - что русалка без... пусть будет, без воды. Они, конечно молодцы, здешняя нечисть, как мы с Первым любя их называем. Спасибо им. Приняли, когда мы побитые и неприкаянные шлялись по лесам. Людей пугали, зверей. Представляли, что мы боги, свергнутые с Олимпа. Что только не вытворяли. Сейчас вспоминаешь и не по себе становится. Неудобно, как-то. Но это же от отчаяния, от обиды было. Леший - мужик. Зажёг тогда свой костёр, травок покидал, покумекал, побеседовал с кем-то или чем-то там, из дыма, и сказал: "Оставайтесь здесь. Будете в нашем лесу "водиться". Только не озоруйте больше". Русалки, несмотря на всю свою вредность и стервозность, по доброму относятся. Утешают. Успокаивают. Бывает, конечно, чудят. Пытаются утянуть на дно. В шутку. И хохочут дикими голосами. Первый задружился с ними. Я говорю: "Ты, наверное, не лешим, а водяным станешь, лет через десять". А водяной ревнует. Чуть нас увидит, сразу волну пускает на пруду. Воду мутит. Рыб гоняет так, что они, бедные, из воды выпрыгивают. Русалки смеются над ним. Потому что он старый. А ему обидно. Я пытался поговорить. Серьёзно так. По совету лешего. Принёс ему веток и листьев из чащи. Ароматных, красивых. Сложил на берегу. Он любит, говорят, незнакомые запахи и вкусы. Сам присел рядом и говорил, говорил, говорил. Рассказал о себе, курьёзные случаи вспоминал, и о Первом тоже. Не уверен, что не сам с собой разговаривал. Сижу, ногами болтаю, балаболю. А вокруг - тишь да гладь. Подружка Первого (Иииия зовут, смешное имя, правда?) подплыла, послушала, пальцем у виска покрутила и скрылась в глубине. Когда я наговорился, посидел ещё минут пять и собрался уходить, волной принесло к берегу кувшинку. Наверное слушал меня водяной. Я думаю, что он нормальный мужик. И мы обязательно найдём общий язык. * Вернулся Первый. Естественно от русалок. Околдовали они его, наверное. Говорит, что даже плавает с ними. Нонсенс. Домовой - и резвится в пруду, как отдыхающий на курорте. Я в воду захожу только чтоб помыться. И не глубже, чем по пояс. И то - эти хохочущие, как дикие лошади, подводные ведьмы, лезут, щипаются, дёргают постоянно. А что там они с Первым вытворяют и подумать страшно. Рассказал ему про встречу с лешим. Про дом, про человека. Что тут началось! "Я его задушу в первую же ночь! А потом русалкам отдам - пусть поиздеваются! Или сначала русалкам отдам, а потом придушу, что останется". Раскричался, разволновался, по пригорку бегает, на дерево прыгает. Залезет на самую верхушку и там беснуется: "Где ты, мерзкое человеческое отродье?" - кричит и дерево раскачивает. Не успокоился ещё. Болит у него. После того, как лишился дома и человека. Не могу его осуждать. Сам был такой ещё недавно. Долго не мог успокоиться. Ночью, когда я уже спал давно и вдруг проснулся, глаза открываю, а он сидит, смотрит на луну. Бормочет чего-то. Сходить что ли к кикиморе, попросить каких-нибудь трав успокаивающих? Далековато, конечно. Но она женщина умная, может ещё чего посоветует. Вот, к ней у меня душа больше лежит, чем к русалкам. Она ведёт себя корректно, спокойно, беседовать на любую тему можно. А этих бледных пиявок, что не спросишь: "Га-га-га" - в ответ, замогильными голосами. Кикимора - это как бы должность, а зовут её по-другому. Как - я не могу сказать, потому что обещал, но очень хорошее такое, нежное милое имя. Сидишь у неё в избушке, пьёшь чай - арома-а-а-тный, вку-у-усный, а она смотрит на тебя своими большими умными глазами с огромными ресницами и говорить ничего не надо. Так понимает. Очень достойная женщина. У неё с лешим какие-то непонятки были в стародавние времена, поэтому и разъехались они подальше друг от друга. Но один о другом отзываются всё равно - уважительно и с почтением. Точно. Схожу к ней с утра. Может, она и про дом с человеком подскажет чего. * Проснулся, а Первого уже нет. Понятно, куда намылился. Теперь ещё и русалки узнают. Не нравится мне это. Недоброе что-то предчувствую. Вот, интересно. Человек ещё не появился здесь, а вокруг уже суета, сплетни, интриги. Что они за люди, эти люди! В расстроенных чувствах собрался кое-как, чуть не забыл цветочков нарвать, этих, с беленькими лепесточками, не помню название. Кикимора просила принести - там у неё не водятся такие. Нарвал целую охапку и сунул за пазуху. Сначала не хотел мимо пруда идти, но решил всё-таки заглянуть, проверить - там ли Первый. Точно. Плавает. Вот даёт. Новый вид - плавающий домовой. Не забыть Кикиморе рассказать - посмеёмся. А русалки вокруг