Мне, пишущему эти строки, представить рабочих людей военной поры нетрудно. Уйдя из школы, до фронта я работал на заводе. Когда нас оставляли в цехе сверхурочно, нам, как средство поддержать силы, давали (без карточек) по чашке фруктового киселя. Но я не могу до сих пор охватить сознанием, как руководители нашей промышленности, нашего народного хозяйства в тех сложнейших обстоятельствах смогли крепко держать в своих руках рычаги управления гигантским, поистине космических масштабов процессом. Тысячи предприятий и учреждений, миллионы людей в краткое время перемещались на восток, а тысячи эшелонов двигались на запад, доставляя фронту солдат, оружие, продовольствие, боеприпасы. При этом промышленность отдавала фронту самых работоспособных и опытных рабочих, они превращались в солдат, к станкам шли женщины, старики, подростки. Казалось, все должно было развалиться, все взаимосвязи должны были порваться, людей должна была захлестнуть стихия, в которой каждый сам по себе и никто не знает, что делать для спасения себя и своей земли. Этого не случилось. Каждому определялось место, на котором он мог служить Отечеству, а значит, и себе, и своим ближним. И оказалось, что знание своего места было людям важнее хлеба и крова. Иными словами говоря, человеку нужно было место в общем строю. Когда он вставал в общий строй, он самоотверженно отдавал всего себя общему делу — борьбе с фашистами. Так выдержал первое испытание на прочность характер советского человека, выросшего в новом социалистическом обществе.
Конечно, были и мерзавцы — с талантом строить личное благополучие на горе и лишениях других. Даже поговорка родилась: «Кому — война, кому — мать родна». Однако эта мутная капля не могла замутить чистое море. Им не завидовали. Жить, как они, не стремились. Их, спасавших шкуру и насыщавших желудок, просто презирали.
Я снова думаю о руководителях нашей промышленности того труднейшего времени, снова удивляюсь их уму, твердости, распорядительности, нечеловеческой работоспособности. Но что мое удивление? Весь мир удивлялся. Удивлялись опытные матерые промышленники в союзных нам капиталистических странах — мысленно перенося в свои страны бедствие, обрушившееся на Советский Союз, они не видели иного выхода, как капитуляция перед врагом.
7,62-мм автоматическая винтовка АВС-36 со штыком. Скорострельность короткими очередями 40 выстрелов в минуту. Создана С. Симоновым в 1936 г.
7,62-мм самозарядная винтовка СВТ-40 со штыком. Боевая скорострельность 25 выстрелов в минуту. Создана В. Токаревым в 1941 г.
А сами враги? В январе 1943 года Геббельс, глава пропагандистского ведомства гитлеровской Германии, скажет: «Кажется каким-то чудом, что из обширных степей России появлялись все новые массы людей и техники, как будто какой-то великий волшебник лепил из уральской глины большевистских людей и технику в любом количестве».
В то время Геббельс не предполагал, что через два года и четыре месяца в берлинском подземелье он умертвит своих детей ядовитыми уколами, а сам с женой раскусят ампулы с цианистым калием. Но в этих витиеватых его фразах уже был виден затаенный страх и предчувствие неизбежного краха.
Западный историк Фойхтер, уже после войны исследуя советскую экономику, писал: «То, что в таких трудных условиях Советскому Союзу удалось не только произвести перебазирование своей промышленности, но и в сравнительно короткий срок наладить массовый выпуск самолетов… следует отнести к величайшим техническим достижениям периода второй мировой войны».
Ни наши союзники, ни наши враги не понимали, в чем источник нашей силы. Вернее, не хотели признать неодолимую силу молодого социалистического строя. Ведь признать это — значит признать грядущую гибель старого капиталистического строя. О Коммунистической партии Советского Союза им хотелось судить, основываясь на знании своих политических партий, у которых не было единства с народом.
О нашей Коммунистической партии и нашем народе мы часто говорим: «Народ и партия едины». Что это значило в годы перед войной и в годы войны? Возьмем предвоенную Польшу, возьмем Францию. Немцы захватили эти большие страны в один присест. А разве поляки или французы были трусами? Разве хотелось им попасть под иго фашистов? Разве польский рабочий, французский рабочий не согласились бы сутками стоять у станков, чтобы дать своим солдатам оружие? И поляки, и французы храбрые люди. Они ненавидели немецких фашистов. Но не были эти народы едины со своими правительствами и правящими партиями. Простые французы, говоря о нацистах, кипели от гнева, а правительство в это время искало союза с Гитлером. И как результат — национальная трагедия и в Польше и во Франции. У нас же и народ и партия одинаково любят Родину, одинаково берегут ее от врагов. Враг нашей партии — он и враг нашего народа. Партия и народ одинаково не жалели себя, чтобы остановить захватчиков, изгнать их с нашей земли, уничтожить. У партии и народа единые желания, единые цели. Это и есть единство партии и народа.