Войска получили 40 миллионов тонн продовольствия, 38 миллионов шинелей, 73 миллиона гимнастерок и брюк, 64 миллиона пар кожаной обуви.
За войну наши бойцы израсходовали 427 миллионов снарядов и мин, более 21 миллиарда патронов.
Они уничтожили у врага на фронте: 77 тысяч самолетов; 167 тысяч орудий; 48 тысяч танков; 1300 боевых кораблей и судов.
Мы знаем в деталях, что и как делали разведчики, танкисты, летчики, связисты, моряки. Мы не знаем с такой же подробностью подвигов, совершенных в годы войны токарями, шахтерами, железнодорожниками, колхозниками в поле. А сделали они невообразимо много. Как осознать, как представить себе хотя бы один из моментов той героической работы — с июля по ноябрь 1941 года с запада на восток было эвакуировано более полутора тысяч крупных, в основном оборонных предприятий. Проходило несколько месяцев, и заводы, переселенные на новое место, уже давали фронту танки, самолеты, снаряды, патроны.
В заволжских, в уральских городах все, что можно, приспосабливалось под прибывающие заводские цехи — склады, амбары, большие здания, клубы. Московский завод «Калибр», эвакуированный в Челябинск, размещался в здании оперного театра. Но чаще рыли котлованы на открытых площадках, укладывали фундамент, ставили станки, прокладывали к ним электрический кабель, и цех — без стен, без крыши — начинал работать. Стены и крыши, на которые шло в основном дерево, появятся позже. Главное было начать выпуск оружия.
Рабочих киевского завода «Большевик», вывезенного на Урал, в первые снегопады укрывали от снега лишь сосны. И когда становилось совсем невмоготу от стужи, люди грели руки о стальные листы, которые тут же резали автогенщики. В Поволжье прибыло крупнейшее авиационное предприятие страны. Там тоже цехи представляли собой ряды станков — ни стен, ни крыш. В сорокаградусные холода люди не бросали работу. На четырнадцатый день после прибытия последнего эшелона с оборудованием, 10 декабря, завод выпустил первый истребитель «миг»; он был собран из привезенных заготовок. До нового года было сделано 30 истребителей и 3 штурмовика Ил-2. Харьковский танковый завод, прибывший на Урал 19 октября, уже в начале декабря собрал из привезенных узлов и агрегатов и отправил на фронт 25 танков Т-34.
А что крылось за понятием «эвакуация завода»? Знаменитый завод, производивший качественную сталь, «Запорожсталь», переезжал на Урал — подумать только! — в двенадцати с половиной тысячах вагонов. Оборудование надо было снять с фундаментов, погрузить в вагоны, а делалось это, когда фашисты приблизились к городу и артиллерия врага пыталась прервать эвакуацию. Нужно было не просто погрузить и отправить, но погрузить и отправить в строгой очередности, комплектами, чтобы на новом месте начать монтаж оборудования, не дожидаясь последних поездов. Если бы что-то не положили в вагон, что-то потеряли в пути, замены на новом месте сразу не нашлось бы. При эвакуации соблюдалось требование Государственного Комитета Обороны — выпускать продукцию на старом месте до самой крайней возможности! Каждая тонна стали, каждое орудие, каждый танк осенью 1941 года были дороже и нужнее золота: Красная Армия потеряла в летних боях и сражениях много оружия, оружие нужно было новым формирующимся дивизиям и полкам, а взять его было неоткуда — заводы в это время и их рабочие находились еще в пути на восток или только размещались на новом месте.
Как они, люди, снабжавшие фронт, жили? Что они ели? Трудно жили. Ели скудную пищу. С завода, где делали штурмовики, Сергею Владимировичу Ильюшину в феврале 1942 года писали: «Состояние питания рабочих очень плохое. Последние дни недостает даже хлеба. Рабочим очень часто дают только по одной тарелке „болтанки“ — вода с мукой… Крайняя нужда в одежде и обуви, особенно у ленинградцев, которые приехали налегке, и у подростков из РУ и ФЗО» (РУ — ремесленные училища. ФЗО — школы фабрично-заводского обучения).
Мне, пишущему эти строки, представить рабочих людей военной поры нетрудно. Уйдя из школы, до фронта я работал на заводе. Когда нас оставляли в цехе сверхурочно, нам, как средство поддержать силы, давали (без карточек) по чашке фруктового киселя. Но я не могу до сих пор охватить сознанием, как руководители нашей промышленности, нашего народного хозяйства в тех сложнейших обстоятельствах смогли крепко держать в своих руках рычаги управления гигантским, поистине космических масштабов процессом. Тысячи предприятий и учреждений, миллионы людей в краткое время перемещались на восток, а тысячи эшелонов двигались на запад, доставляя фронту солдат, оружие, продовольствие, боеприпасы. При этом промышленность отдавала фронту самых работоспособных и опытных рабочих, они превращались в солдат, к станкам шли женщины, старики, подростки. Казалось, все должно было развалиться, все взаимосвязи должны были порваться, людей должна была захлестнуть стихия, в которой каждый сам по себе и никто не знает, что делать для спасения себя и своей земли. Этого не случилось. Каждому определялось место, на котором он мог служить Отечеству, а значит, и себе, и своим ближним. И оказалось, что знание своего места было людям важнее хлеба и крова. Иными словами говоря, человеку нужно было место в общем строю. Когда он вставал в общий строй, он самоотверженно отдавал всего себя общему делу — борьбе с фашистами. Так выдержал первое испытание на прочность характер советского человека, выросшего в новом социалистическом обществе.
Конечно, были и мерзавцы — с талантом строить личное благополучие на горе и лишениях других. Даже поговорка родилась: «Кому — война, кому — мать родна». Однако эта мутная капля не могла замутить чистое море. Им не завидовали. Жить, как они, не стремились. Их, спасавших шкуру и насыщавших желудок, просто презирали.
Я снова думаю о руководителях нашей промышленности того труднейшего времени, снова удивляюсь их уму, твердости, распорядительности, нечеловеческой работоспособности. Но что мое удивление? Весь мир удивлялся. Удивлялись опытные матерые промышленники в союзных нам капиталистических странах — мысленно перенося в свои страны бедствие, обрушившееся на Советский Союз, они не видели иного выхода, как капитуляция перед врагом.
7,62-мм автоматическая винтовка АВС-36 со штыком. Скорострельность короткими очередями 40 выстрелов в минуту. Создана С. Симоновым в 1936 г.
7,62-мм самозарядная винтовка СВТ-40 со штыком. Боевая скорострельность 25 выстрелов в минуту. Создана В. Токаревым в 1941 г.
А сами враги? В январе 1943 года Геббельс, глава пропагандистского ведомства гитлеровской Германии, скажет: «Кажется каким-то чудом, что из обширных степей России появлялись все новые массы людей и техники, как будто какой-то великий волшебник лепил из уральской глины большевистских людей и технику в любом количестве».
В то время Геббельс не предполагал, что через два года и четыре месяца в берлинском подземелье он умертвит своих детей ядовитыми уколами, а сам с женой раскусят ампулы с цианистым калием. Но в этих витиеватых его фразах уже был виден затаенный страх и предчувствие неизбежного краха.
Западный историк Фойхтер, уже после войны исследуя советскую экономику, писал: «То, что в таких трудных условиях Советскому Союзу удалось не только произвести перебазирование своей промышленности, но и в сравнительно короткий срок наладить массовый выпуск самолетов… следует отнести к величайшим техническим достижениям периода второй мировой войны».
Ни наши союзники, ни наши враги не понимали, в чем источник нашей силы. Вернее, не хотели признать неодолимую силу молодого социалистического строя. Ведь признать это — значит признать грядущую гибель старого капиталистического строя. О Коммунистической партии Советского Союза им хотелось судить, основываясь на знании своих политических партий, у которых не было единства с народом.