Нет. Явится полиция, начнется расследование. Все выйдет наружу, станет известно дома. Нет. Придется оставить его в покое.
Восемнадцать лет... Нет, только не реветь. Зверя мы все. Все обман. "О, если бы они вечно зеленели". Вранье. Сначала горит все тело, заснуть не можешь. А потом - ничего, кроме омерзения и тоски.
Может быть, распустить волосы, прежде чем... Это я видела однажды в кино. Все ревели.
Не могу сидеть спокойно. Пойду еще раз на ту сторону. Когда колокольня исчезнет из виду, я это сделаю.
Восемнадцать лет. (Уходит.)
_Томас_ и _Кристоф_ входят. Кристоф - чуть постарше Томаса,
белокурый, честный, заурядный.
_Кристоф_. Я верю тебе. Потому что я твой школьный товарищ и друг. И потому, что ты гений, а я почтовый чиновник. Но, в сущности, надо бы рассуждать трезво.
_Томас_ (настойчиво). Неужели ты не видишь их? Ведь я нарисовал их тебе, как живых. Предводитель рабов стремится к освобождению попираемых, истерзанных братьев и уже почти достиг цели. Но глупость, равнодушие, нелепый случай предают его. И вот он висит на кресте, и перед ним расстилается дорога от Капуи до Рима, и вся эта пыльная, добела накаленная дорога уставлена крестами, на которых корчатся в предсмертных муках его братья.
_Кристоф_. Сколько, в сущности, можно заработать на такой пьесе?
_Томас_. Этого я не знаю.
_Кристоф_. Томас! Послушай! Нельзя же вечно работать наобум, без смысла, без практической цели, без денег. Почему ты не поищешь должности? В какой-нибудь редакции или что-нибудь в этом роде? А в свободное время...
_Томас_ (резко). Нет, так я не могу.
_Кристоф_ (смиренно). Я не хотел тебя обидеть, Томас. Я говорю только потому, что я тебе друг и верю в тебя. На что это ты так уставился?
_Томас_. Лес, дорога, и небо над ними. Я вижу их, тех, кого хочу воссоздать. Вот они - предводитель рабов и римский военачальник.
_Кристоф_ (напряженно всматривается, потом огорченно). Я вижу только трубу электростанции и железнодорожный мост. Кстати, помнишь, я рассказывал тебе о Фрезенеке, из нашей конторы. Вчера, после работы, мы шли с ним домой. Вдруг видим - толпа. Оказалось, арестовали какую-то женщину: она до полусмерти избила своего ребенка. А Фрезенек и говорит: неужели мать не имеет права даже на такое удовольствие, как отколотить своего ребенка, когда захочется?
_Томас_. И ты думаешь, что вот такого Фрезенека можно переделать?
_Кристоф_ (убежденно). Ты мог бы это сделать.
_Томас_. Ты твердо в это веришь?
_Кристоф_. Так же твердо, как в мою контору и в чернильное пятно на моем столе. Однако становится холодно. Может быть, подымемся в "Три ворона" и выпьем чего-нибудь горячего, а?
_Томас_. Я останусь здесь.
_Кристоф_. Хорошо. Если я тебя здесь не найду, увидимся дома. (Уходит.)
_Томас_. (один). Переделать такого Фрезенека, вселить в него другую душу. Ему кажется, что это так же просто, как подать нищему грош. Только потому, что я задался этой целью, он в нее верит. Конечно, свеча не померкнет, если о нее зажигать другие. Но где взять материал, способный воспламениться? Воспламенить воду? А он - верит в меня.
Что это там? Она, кажется, распускает волосы? Что она делает? О!.. (Вскакивает и поспешно бежит.)
_Господин Шульц_ (средних лет, толстый, лысый, одет безукоризненно; входит). Прекрасный лес, а рядом - электростанция. Приятный вид: сочетание красот природы с дарами цивилизации. Наши современные художники, так много мнящие о себе, пожалуй нашли бы эту зарю безвкусной. Даже мою виллу они назвали бы, вероятно, безвкусицей, халтурой. Если хочешь в свое удовольствие предаться чувствам, не отказываясь от привычного комфорта, они тебе сразу же - безвкусица.
А я люблю безвкусицу. У меня хватает мужества любить ее. Иногда мне хочется пощекотать себе нервы, но не слишком их при этом утруждать. (Садится.)
Если верить поучительным историйкам, то мне полагалось бы теперь блуждать со взъерошенными волосами, точно за мной гонятся фурии со скоростью сто двадцать километров в час. Как она стояла передо мной, эта девчонка. Ни дать ни взять Геповева, или Гризельда, или еще какая-нибудь дама из хрестоматии для назидательного чтения.
Судьба, уважаемая фрейлейн, судьба. Знал бы я, что дело со мной так обстоит, я пальцем бы ее не тронул. Глупая индюшка. Почему она не взяла четыреста монет? Пошла бы к врачу, и через недельку-другую все было бы в порядке. Так нет. Непременно истерика. Непременно биться головой об стенку.
Неужели она выкинет какой-нибудь номер? Эти истерические девчонки из простонародья - находка для кинорежиссеров и ниспровергателей.
Что там происходит? Теперь же не время для купанья, господа. Ах, вот как. Неприятное зрелище. Здесь даже земельные участки стали падать в цене из-за этих вечных самоубийств.
Ну, что ж, всякому свое. Я - испаряюсь. (Уходит.)
_Томас_ (входит, почти неся на руках Анну-Мари). Так. Здесь я минутку передохну. Потом отведу вас к себе. Это недалеко.
_Анна-Мари_. Оставьте меня! Я не кричала. Почему вы мне помешали?
_Томас_. Вы дрожите всем телом. Вы можете простудиться насмерть, если сейчас же не окажетесь в тепле.
_Анна-Мари_. Я не кричала. Что вам от меня нужно? Я вас не звала. Теперь все было бы уже кончено.
_Томас_. Вы видите эту Красную виллу? Я отведу вас туда.
_Анна-Мари_. Нет, нет. Только не туда. Ради всего святого - не туда.
_Томас_. Тогда ко мне.
_Кристоф_ (возвращается). Что случилось?
_Томас_. Я вытащил ее из реки. Помоги мне отвести ее. Отведем ее ко мне.
_Кристоф_. Только что я встретил господина Шульца. Почему он не вытащил ее из реки? Всегда с тобой должно что-нибудь случиться. Ни на минуту нельзя тебя оставить одного.
_Томас_. Идемте, фрейлейн.
3
Комната Томаса. Утро. Поднос с завтраком на столе. _Томас_. _Кристоф_.
_Томас_ (приподымает занавеску, отделяющую альков). Как она хороша!
_Кристоф_. Я думаю, она машинистка.
_Томас_. Страдание одухотворило ее лицо.
_Кристоф_. Какая-нибудь сентиментальная любовная история. Кино.