Да. И еще одно я хотел сказать вам. (Встает, одергивает китель.) Господа и слуги - были, есть и будут. Приказание и повиновение - были, есть и будут. И, наверное, тот, кто столетиями учился повелевать, делает это лучше, чем тот, кто только сегодня начал этому учиться. (Его голос крепнет, его глаза, глядевшие куда-то поверх людей, останавливаются на них.) И если я подпишу эту бумажку, это будет лишь пустой формальностью. Я не могу освободить вас от присяги, даже если бы я и захотел. Я знаю, что король - я и что останусь им, даже если вы меня выгоните отсюда. (Он стоит возле письменного стола, молодой, высокомерный; тихо говорит.) Вы можете выпустить другие почтовые марки, можете переплавить монеты с моим профилем. Но землю этой страны вы не можете изменить. Я стою на ней тверже, чем тот, кого вы изберете своим вождем, - и тут вам ничего не сделать.
Молчание. Масса неподвижна.
_Томас_. Если желаете, я дам вам людей, чтобы вы могли беспрепятственно покинуть город.
_Король_. Благодарю вас. Я не нуждаюсь в охране.
(Удаляется.)
Толпа молча расступается перед ним. Он проходит по коридору,
образованному расступившимися людьми, которые на всем
пути его до выхода из замка молча снимают перед ним шапки.
5
На вилле Георга. Беттина одна.
_Томас_ (входит с Кристофом). Вы хотели меня видеть, Беттина.
_Беттина_. Георг арестован. Своими рабочими. Я не могу узнать, что с ним сделали. Вам известно, что Георг никогда не занимался политикой. Вам, Томас, это известно.
_Томас_. Нужно ли об этом говорить, Беттина. Я сделаю так, как вы хотите. (Пишет.) Пожалуйста, отправляйся немедленно на завод. (Передает записку Кристофу, который сейчас же уходит.)
_Беттина_. Стало быть, вы у цели, Томас?
_Томас_. Нет. Я не у цели. Самое важное - впереди.
_Беттина_. Неужели ваша борьба по-прежнему требует бешеного потока действий? Неужели действия по-прежнему должны осквернять ваши идеи?
_Томас_. Что мне в идее, если она не является зародышем действия? Я начинаю интересоваться идеен только тогда, когда она воплощается в действие. Я верю во власть идеи. Америка открыта силой идеи. Только потому, что Колумб твердо верил в свою физико-математическую идею, он шел, побираясь, от двора к двору, он отважился ринуться в грозную беспредельность. Почему же истина математическая должна мне быть дороже, чем истина моральная? Идея остается для меня фразой до тех пор, пока я не претворяю ее в жизнь.
_Беттина_. Тогда претворите ее в ваше искусство. Разве кто-нибудь живет полнее, чем поэт? Разве поэт не исчерпывает до дна всех возможностей, и разве эти возможности не богаче реальной действительности? Крайности человеческой жизни - действие и отречение, созерцание и активность - разве они не сливаются у него воедино?
_Томас_. Я не принадлежу себе.
_Беттина_. Было время, когда вы ощущали искусство как часть самого себя, Томас. Вы были свободны. И ведь вы никогда не теряли и не потеряете себя.
_Томас_. Это звучит как утешение. Разве я нуждаюсь в утешении? Разве я не победил?
Беттина молчит.
_Томас_ (настойчиво). Вы думаете, что я нуждаюсь в утешении, Беттина?
_Беттина_. Может быть.
6
Комната Кристофа. _Кристоф_ лежит на кровати. _Анна-Мари_. _Санитар_.
_Санитар_ (Анне-Мари). Прострелена тазовая кость. Ничего сделать нельзя. Чудо, что он еще жив. (Уходит.)
_Кристоф_ (устало). Анна-Мари.
_Анна-Мари_. Да, Кристоф.
_Кристоф_. Томас придет?
_Анна-Мари_. Я дала ему знать. Он, наверно, сейчас будет здесь.
_Кристоф_ (всполошившись). Машина.
_Анна-Мари_ (у окна). Это не он.
_Кристоф_. Больно. Адским огнем горит все нутро. Только бы Томас пришел уже.
_Томас_ (входит). Ну, как?
Анна-Мари делает жест безнадежности.
_Томас_ (с минуту молчит, затем овладевает собой, подходит к Кристофу; тихо, с нежностью). Кристоф!
Кристоф быстро поворачивается на голос.
_Томас_. Не шевелиться, Кристоф, не двигаться.
_Кристоф_. Ты пришел. Как я рад. Я знал, что ты придешь. Ты хороший друг.
_Томас_. Не надо говорить, Кристоф. Ведь это естественно.
_Кристоф_. Ничего естественного. Я не был бы на тебя в обиде. Надо рассуждать трезво. В конце концов у тебя есть более важные дела. Я даже не успел разыскать Георга Гейнзиуса. Меня ранили по дороге на завод.
_Томас_. Не надо так много говорить, Кристоф. Лежи спокойно, не двигайся.
_Кристоф_. Анна-Мари так заботлива. Она хорошая. Ты прав, Томас, люди в большинстве своем добры.
_Томас_. Вот и тебя настигло. Еще один будет смотреть на меня из мрака и что-то требовать от меня.
_Кристоф_. Не горюй обо мне, Томас. Очень тебя прошу, не горюй. Кем я, в сущности, был? Почтовым чиновником. Я ел, пил, исполнял свои служебные обязанности. Так бы я и состарился и умер. Но в том, что мне довелось быть твоим другом, Томас, есть смысл. Я рад умереть за то, в чем есть смысл. Надо рассуждать трезво. (Умирает.)
_Томас_. Кажется, все кончено.
_Голоса на улице_. Идите к нам, Томас Вендт. Народ кричит - зовет вас. Вы нам нужны.
Конрад появляется в дверях.
_Анна-Мари_. Ты не закроешь ему глаза?
_Голоса_. Томас Вендт, идите к нам, Томас Вендт!
Томас колеблется; затем поворачивается и быстро уходит.
Анна-Мари одна, неподвижно смотрит ему вслед, лицо ее отражает
изумление, почти испуг. Затем она садится около покойного.
7
Гауптвахта. _Революционные солдаты и люди в штатском_ сидят, курят,
пьют. _Арестованные_, в том числе _Георг_; _арестованный офицер_.
_Георг_ (к другим арестованным). Я не могу сказать своим рабочим: ваша примитивность, ваша ограниченность лучше моего интеллекта. Может быть, это глупо с моей стороны, может быть, это жест; но даже если бы от этого зависела моя жизнь, я все же не мог бы сказать так.
_Дрожащий старичок_. Я ничего, решительно ничего не сделал. Я всегда был социалистически настроен. Я всегда хлопал по плечу своего портье, хотя он был завзятым социал-демократом. А когда он как-то захворал тяжелым гриппом, я дважды посылал ему тарелку мясного супа. И все-таки они потащили меня сюда. А здесь от одного страха умрешь.