- Дар!.. Дар!.. Принесем в дар себя!.. Пусть снизойдет на нас милость прародительницы Матери нашей!..
Она, по-моему, уже ничего не слышит.
Далее на несколько дней все замирает. Нет, разумеется, какие-то события происходят. Созывается, например, общее собрание граждан Поселка, которое, к моему удивлению, протекает довольно вяло. Ситуацию во вступительном слове обрисовывает Комендант. Он ясно и коротко сообщает о последнем решении Экосовета и особо подчеркивает, что это не приказ, а всего лишь рекомендация. Эвакуация – дело исключительно добровольное, говорит Комендант, если кто-нибудь захочет переселиться в город, то муниципалитет никаких препятствий чинить не станет. Более того, мигранты будут обеспечены на дорогу всем необходимым. Пусть идут. В конце концов каждый волен сам выбирать, как ему жить. Однако он, Комендант, твердо решил остаться в Поселке, и надеется, что большинство последует его примеру. Эта наша линия фронта, повторяя сказанное мне недавно, говорит Комендант, наш окоп, наш долг, наш последний рубеж обороны, за него отдали жизнь многие наши товарищи, мы не имеем права их предавать.
В общем, Комендант предлагает всем, кто желает эвакуироваться, самоорганизоваться в ближайшие три – пять дней, подать ему списки мигрантов и запросы на материальное обеспечение.
Особых дискуссий это не вызывает. Разве что Моргунок, нынешний дежурный по скважине, говорит, что если уж мы собираемся уходить, то шевелиться надо быстрее. Поскольку Экосовет обещает переселенцам весомые льготы, важно быть первыми, чтобы успеть ими воспользоваться.
- А то, здрасьте, явимся к шапочному разбору. Скажут нам: ребята, где же вы раньше-то были?
Это тоже, без вопросов, принимается к сведению.
Чувствуется, что народ еще толком не разобрался в сложившейся ситуации. Переселяться в город никто особо не рвется, все понимают, что ничего хорошего нас там не ждет, но все понимают также, что и оставаться в Поселке рискованно: после того как Экосовет нас бросил, шансы выжить на Южной дуге снизились почти до нуля. Долго без регулярной подпитки из города мы не продержимся. А уж о расширении посевных территорий вообще можно будет забыть. Мы постепенно проигрываем это сражение. Еще пять лет назад в Поселке жило около двухсот человек, сейчас – примерно сто шестьдесят, а после эвакуации вряд ли останется больше ста.
Что могут сто человек?
Ареал жизни неуклонно сжимается. Мертвые Земли стискивают нас все сильней и сильней.
На настроении сказывается и неожиданное появление Колдуна. Возникает он где-то в середине выступления Коменданта, без шума – при всей своей грузности – устраивается в последнем ряду, молчит, не шевелится даже, но на собрание словно опускается тяжелое облако. Пять – шесть человек тут же, пригибаясь, поспешно исчезают из зала, а остальные нет-нет да и поглядывают назад, не веря глазам: раньше Колдун в наших общих мероприятиях не участвовал. Все ожидают, что он выйдет на сцену. Но Колдун, немного посидев и послушав, не обменявшись ни с кем ни словом, так же бесшумно, как и пришел, выскальзывает наружу. Страх, уже тронувший мое сердце, вдруг начинает сжимать его в плотный комок. Я вытаскиваю на улицу сидящего рядом со мной Ясида и нервно пересказываю ему свой разговор с Серафимой.
Насчет Лельки, насчет Айгуль и насчет того, что это есть знак свыше.
Ясид внимательно слушает, а потом говорит:
- Я его убью.
- Кого?
- Колдуна. Серафима лишь повторяет то, что он им втолковывает.
Я даже вздрагиваю:
- Не говори ерунды!
Ясид кривит губы в странной улыбке:
- За Лельку я кого хочешь убью…
И я вдруг понимаю, что он не шутит, не горячится, не сотрясает воздух словами, за которыми реального содержания нет.
Он действительно убьет Колдуна.
Плевать ему на последствия.
А ведь, казалось бы, как и я, мальчишка еще. Сколько ему лет шестнадцать, семнадцать?
- С ума сошел!
Убийств в нашем Поселке еще не было. Во всяком случае в те годы, о которых я помню.
- Кстати, где она, Лелька?
- Дома… Осталась с Айгуль.
Ясид срывается с места:
- Пошли!
Мы бежим вдоль улицы, огороженной палисадниками. Из-под ног у нас, точно земля стала зыбкой, расплескиваются облачка душной пыли. Квохча, кидается в сторону чья-то курица. Наши тени, отбрасываемые вперед, корчатся словно в припадке безумия.
К счастью, Лелька оказывается дома. Она кормит Айгуль, чем, по-моему, занимается все последние дни. Изумленно распахивает глаза: