– Идем, – наконец хрипло произносит он.
Ребенок тихо посапывает, все же уснув.
Он не знает, зачем делает это.
Зачем забирает эту флейту. Зачем уносит отсюда сына, душа которого наверняка изувечена.
Юго-западный лес пустеет.
Пусть мертвое навсегда остается мертвым.
Ван Цин открыл глаза. Его сердце рвано колотилось, дрожа под ребрами. Он думал, что никогда больше не увидит этого ужасного места, хранившего в себе слишком много боли. Он ошибался? Почему? Как такое возможно? Снова.
Лун Ань зашевелился и приподнялся на диване.
По-прежнему была ночь. Они проспали от силы пару часов.
– Все хорошо, – тихо произнес Лун Ань, поняв все без слов. – Больше этого не будет.
– Откуда ты это знаешь? – прошептал Ван Цин, глядя перед собой на темные очертания мебели в комнате.
Лун Ань какое-то время молчал, пока Ван Цин не посмотрел на него.
– Ты очень хотел спасти этого мальчика.
Это так. Ван Сяоши, умирая, думал, что в мире не осталось ничего, ради чего он мог бы еще жить. Что нет поводов оставаться, нет причин цепляться за существование. Однако он не смог не попытаться узнать, как сложилась судьба ребенка, которого он спрятал в тот далекий день, омытый кровью, в юго-западном лесу.
Его забрал Фа Шэньхао. Фа Шэньхао, который ненавидел Ван Сяоши, ненавидел своего сына, был одержим жаждой мести, ослеплен ею. Он сидел и рыдал перед флейтой Ван Сяоши, и лишь этот малыш оказался в тот момент подле него, чтобы быть свидетелем его горя.
Ван Цин проглотил вставший в горле ком.
– Ты знал об этом? – спросил он.
– Нет, – ответил Лун Ань. – Я связан энергией ци лишь со своим братом и нашим родом.
А Ван Цин – с Фа Шэньхао и его сыном, потому что Ван Сяоши отдал им обоим осколки своей души. Он погиб, но эта его часть навсегда осталась с кланом Фа – защищать его, быть рядом, как он обещал когда-то своему лучшему другу.
Пусть так – он сдержал свое слово.
И теперь сам был частью этой семьи, которая любила и принимала его. А Ван Цин принимал эту искалеченную, но все равно светлую, живую душу, что теперь обрела эту семью через него.
Ты это заслужил. Теперь все хорошо.
Ван Цин приложил ладонь к груди. Лун Ань опустил взгляд на его руку.
Ван Цин улыбнулся и снова закрыл глаза, на этот раз точно зная, что это было последнее их видение. И последняя кость, которую нужно было вправить.
Хорошо, что он узнал и эту часть истории.
Три недели спустя.
– Стой! Лун Ань, Лун Ань, перемотай назад! Видишь, как я смонтировал эту часть? Я гений, правда?
– Угу.
А-Юн, сидевший на его коленях, весело запрыгал, тоже глядя в экран. Вряд ли он понимал что-то в особенностях монтажа – ему просто нравилось смотреть, как Ван Цин лазит по пещерам и пачкается в грязи. Теперь этому ребенку не объяснишь, что его идея забраться в пруд с лотосами в парке и выйти оттуда перемазанным илом была так себе.
Лун Ань собрал и передал Тао Ю все необходимые документы, так что теперь нужно было выждать положенное законом время до окончательного решения суда. Ему уже разрешали забирать А-Юна на ночь, а то и на две, чем они с Ван Цином и пользовались.
Ван Цин всего пятнадцать минут назад выложил в сеть их совместное видео в пещерах. Лун Аня там было мало, но количество комментариев с вопросами и шутками на эту тему росло в геометрической прогрессии.
– Это ты снимал, видишь? – Ван Цин ткнул пальцем в экран.
– Угу.
А-Юн наклонился, чтобы тоже посмотреть поближе. С мороженого, которое он держал в руке, капнула подтаявшая часть – прямо Ван Цину на новую, но уже очень горячо любимую футболку.
– Ай-й, – протянул Ван Цин, увидев это безобразие. – А-Юн!
Мальчик повернулся к нему, распахнув честные невинные глаза. Лун Ань молча потянулся за салфеткой, но не успел передать ее Ван Цину, когда в дверь настойчиво постучали.
Ван Цин нахмурился. Десять вечера. Он не ждал гостей. Переглянувшись с Лун Анем и все же забрав у него из руки салфетку, он усадил А-Юна на диван и отправился открывать, на ходу пытаясь стереть с себя мороженое.
Распахнув дверь, он изумленно застыл, увидев за порогом Фа Линя. И вовсе не то, что брат пришел к нему в такой поздний час, его так удивило, а скорее ополовиненная бутылка виски, что тот держал в руке.
– Фа Линь?
– Надо же, ты дома! – недовольно пробурчал брат, мотнув бутылкой.
Ван Цин пропустил его в квартиру. Фа Линь, не выпуская виски, стянул с себя ботинки, не с первого раза справившись с левым. На нем была футболка, которую Ван Цин уже сто лет не видел, решив, что он ее давно выкинул. Они купили ее на концерте пару лет тому назад. Фа Линь плевался на его музыкальный вкус, но от крутых шмоток, что там продавали, не отказался. Ему шел черно-зеленый.