— Да, помню, я участвовал в защите. Сколько же времени утекло, — быстро сказал я Фэй нарочито-безразличным тоном. — Подожди меня в машине, детка, пока я кое-что уточню.
И, прежде чем она успела возразить, я влетел по лестнице на веранду и захлопнул за собой стеклянную дверь. Мертвые белые стены, плотным кольцом окружавшие бассейн, устремились в небо. Вода в бассейне замерла, как будто в ней навсегда утонуло время. Через ее темную толщу я видел внизу у машины ожидающих меня Стамерса и Фэй. Они показались мне в тот момент похожими на кинокадр из моего будущего, это было странно, и я произнес в никуда, вверх, к кому-то невидимому: «Прокрутите пленку, пожалуйста, смените кадр»!
…Все три недели, пока шел процесс, я, сидя за адвокатским столом, находился совсем рядом с подсудимой. Как и всем присутствовавшим в зале, мне врезалось в память ее лицо, похожее на маску, и пристальный взгляд, обращенный на свидетелей — ее шофера, полицейского врача, соседей, прибежавших на выстрел. Глаза ее не выражали ни эмоций, ни даже элементарной реакции на происходящее. Она была похожа на загадочного экзотического паука, которого пытаются разоблачить его жертвы. Нить за нитью вилась паутина, в центре которой находилась она, а Глория оставалась бесстрастной и равнодушной, предоставив адвокату самому находить выход из положения.
Она продолжала играть свою роль, роль Снежной Королевы, образ которой вот уже пятнадцать лет не сходил с экранов и принес ей всемирную славу.
Только это равнодушие и невозмутимость спасли ее в конце концов, выбив из колеи и обескуражив присяжных. Я же к тому времени уже давно перестал следить за судебным разбирательством. Конечно, я помогал Хаммету находить нужные справки и документы, но в основном просто открывал или громко захлопывал крышку его красного дипломата (он находил это прекрасным средством переключить в нужный момент внимание присяжных). Сам же я не отрывал глаз от лица Глории Треймэн, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь человеческий недостаток в этой безупречной маске, понять, кто же она такая. Конечно, тогда я был всего лишь обыкновенным мальчишкой и, как многие мои сверстники, был пленен мифом, созданным кинорекламой. Но я был уверен в своей великой любви «до гроба», и оправдательный приговор суда присяжных восстановил для меня вращение Земли.
Решение суда было явным издевательством над правосудием, но, как ни странно, адвокат Хаммет был убежден в невиновности обвиняемой. Как и многие удачливые адвокаты, он с начала своей карьеры придерживался принципа: правосудие должно обрушиваться на виноватых и оберегать невиновных. Держась этой аксиомы, он успешно провел множество дел и приобрел славу выдающегося адвоката, не знающего поражений.
Внизу Стамерс нажал на клаксон. Пора возвращаться. Я медленно обошел комнаты, обводя взглядом пустую спальню, гостиную, зачем-то провел рукой по гладкой поверхности стен. Понадобилось огромное напряжение души, чтобы память вернула мне все, что я помнил о Глории. Какое счастье теперь — ощущать ее присутствие в каждом уголке, каждой клеточке этого дома, сохранившего ее облик и потому ставшего мне таким близким. Даже призрак ее мужа не сможет быть помехой. Да, той Глории Треймэн, которая была моим кумиром, уже нет в живых, но этот дом хранит ее душу и ее облик.
Все прошло в общем-то спокойно. Фэй сперва пробовала возражать, но обещание купить ей норковую шубку за счет сэкономленных на покупке дома денег оказалось веским аргументом. Дом был куплен. Первое время я из предосторожности держал дом включенным на минимальное напряжение, чтобы избежать неминуемого конфликта двух женских характеров.
Я знал, что главной проблемой жизни в психотропных домах бывает сопротивление образов минувшего в памяти дома. Обычно ее решали, усиливая напряжение электросети, обслуживающей дом: чем выше напряжение, тем быстрее психотропная память освобождается от нежелательных эмоций, оставленных прежними хозяевами, от их привычек, страхов, сомнений. Я же хотел подольше сохранить присутствие Глории и поэтому не спешил. Но всего учесть я не смог. Да это и понятно: дух Глории был загадочен, он околдовывал меня, любое движение воздуха было наполнено ею, и именно поэтому я слишком поздно ощутил, что в доме жив еще чей-то дух — это был дух Майльса ван ден Стара, мужа Глории. Ее эхо слабело, оно исчезало на глазах, и тут я с жестокой ясностью понял, что мы с Фэй в ловушке и, увы, это было делом моих рук.