— Зато цены высокие, — буркнул Хрущев.
Он вышел из магазина, потрепал отечески по голове попавшуюся под руку студентку и обратился к рабочему, копавшемуся в бетономешалке:
— Как жизнь?
Тот покосился на него и пробормотал нечто невразумительное, вроде того: шел бы ты своей дорогой и не мешал. Но Хрущеву перевели совсем другое.
Через сорок минут, довольный собой, он вернулся в посольство. За завтраком ему доложили, о чем пишут газеты. Прежде всего, разумеется, коммунистические, которые поддерживали твердую антиимпериалистическую позицию Советского Союза. А резидент КГБ шепнул Хрущеву, что английский премьер в восемь часов утра встретился с Эйзенхауэром.
Так оно и было. Макмиллан плохо спал в ту ночь и действительно появился в американской резиденции в восемь часов утра. Вдвоем с президентом они сели завтракать в маленькой столовой на верхнем этаже. В своем дневнике премьер записал: «Двое слуг-французов в перчатках подали набор совершенно невероятных блюд. Президент попробовал немного корнфлекса и (я думаю) несколько фиг, затем съел бифштекс и желе. Судьба была ко мне благосклонна, и я получил вареное яйцо».
За завтраком Эйзенхауэр сказал, что США не будут больше посылать свои самолеты-разведчики в Россию: очень скоро их функции смогут выполнять космические спутники.
Макмиллану такой поворот дела понравился. По его мнению, Хрущев больше всего был раздражен американскими заявлениями о намерении продолжать полеты У-2. Он полагал, что прояснение этой ситуации может оказаться чрезвычайно полезной в предстоящих дискуссиях с Хрущевым.
Тем не менее британскому премьеру показалось, что Эйзенхауэр пребывал в «депрессии и неопределенности». Он попробовал взбодрить его заверениями, что Англия не оставит Америку в беде, и они и дальше будут действовать вместе. «При этом слабый Эйзенхауэр, по-видимому, воспрянул духом, но все еще не знал, что делать».
Тут-то им и принесли первую плохую весть: Хрущев хочет, чтобы заседание началось в одиннадцать часов, а не в десять, как договаривались ранее. К тому же, это не будет встречей четырех лидеров с глазу на глаз в присутствии только переводчиков, Хрущев сообщал, что с ним приедут два советника. Из этого американский президент и британский премьер сделали совершенно правильный вывод: Хрущев намерен при свидетелях из своей свиты выдвинуть жесткие требования, которые позволят ему сообщить в Москву, что действовал он твердо и решительно.
После этого они принялись за проект заявления Эйзенхауэра при открытии встречи в верхах. Макмиллан прочитал его и посчитал слишком жестким. К тому же из него не было ясно, отказываются американцы от полетов над Советским Союзом или нет.
Начался спор. Постепенно комнату заполнили помощники Эйзенхауэра, которые тоже склонялись к мнению британского премьера. Президент, как вспоминает его сын, хотя и внимательно прислушивался ко всем высказанным идеям, но толку от этого, видимо, было мало. Макмиллан записал: «Была большая сумятица и небольшое разочарование. Я чувствовал, что американцы в сильном замешательстве. Однако в конце концов нужная фраза была согласована». Звучала она теперь так: «После недавнего инцидента эти полеты прекращены, и их не имеется в виду возобновлять». Довольный Макмиллан удалился.
Перед отъездом в Елисейский дворец в 10.30 Гертер направил в Вашингтон на имя Дилона следующую телеграмму: «Нарастающая информация свидетельствует о намерении Советского Союза, используя инцидент с У-2, сорвать конференцию сразу же по ее открытии. Пожалуйста, информируйте вице-президента. Сегодняшнее утреннее заседание, которое по требованию Хрущева превращено во встречу трех советников с каждой из сторон, а не одних глав с переводчиками, как планировалось, должно стать решающим».
СКАНДАЛ
В Елисейский дворец Хрущев приехал первым. По роскошной мраморной лестнице де Голль провел его в небольшую зеленую залу с золотистыми узорами. В ней Людовик XV давал когда-то интимные обеды своей любовнице маркизе де Помпадур. Пока президент Франции встречал других гостей, Хрущев чувствовал, что гнев его «нарастает внутри, как электрический заряд, который может в любой момент разрядиться огромной вспышкой».
Несколько минут спустя де Голль ввел англичан. Макмиллан и Хрущев пожали друг другу руки. Еще три минуты спустя появились американцы. Эйзенхауэр поздоровался с англичанами и французами. Как вспоминает Громыко, «он сделал было движение от своего места, чтобы направиться к главе советского правительства, но, встретив его холодный, я бы сказал, леденящий взгляд, все понял и остановился». Рукопожатие не состоялось. Президент только кивнул Хрущеву.