Мы согласны побыть еще один, два, три дня в Париже. Но если со стороны американцев не будет извинения, мы уедем. Он должен осудить эти полеты, отменить их и не предпринимать в будущем.
Макмиллан: Две ваши просьбы — отмена полетов и запрет на их проведение в будущем — Эйзенхауэр уже выполнил, причем сделал это публично. Но разве он может осудить сам себя?
На этом распрощались. «Хрущев был вежлив, но не уступчив, — записал потом в своем дневнике Макмиллан. — Присутствовали маршал (молчаливый, неподвижный, почти даже не мигающий) и Громыко (тоже молчаливый), а также другие члены хрущевского антуража».
Покидая посольство, британский премьер пробормотал:
— Русские, может, и знают, как делать спутники, но они определенно не знают, как шить брюки.
САММИТА НЕ БУДЕТ
17 мая, вторник. Рабочий день в посольстве на улице Гренель начался с завтрака, на который Хрущев пригласил руководителей французской коммунистической партии Мориса Тореза и Жанетту Вермерш. Встреча эта носила не деловой, а, скорее, ритуальный характер. Поэтому, наскоро позавтракав, Никита Сергеевич вернулся в кабинет посла, где уже собралась вся делегация.
— Ну, что происходит? — с нетерпением спросил Хрущев.
Ему доложили, что вся иностранная печать в один голос пишет, что советский премьер сорвал саммит в Париже. «Нью-Йорк таймс», например, вышла с большим заголовком на первой полосе: «Столкновение между СССР и США сорвало переговоры на высшем уровне. Хрущев отменил визит Эйзенхауэра. Президент сообщил, что со шпионскими полетами У-2 покончено».
По телефону из Москвы сообщили, что «Правда» и «Известия» публикуют материалы о митингах, которые проходят в эти дни по всей стране. На них трудящиеся клеймят позором агрессивную политику американского президента и заявляют, что его приезд в Советский Союз нужно отменить. «Литературная газета» опубликовала открытое письмо Михаила Шолохова и других видных советских писателей, которые осуждают шпионские полеты США. Вечером московское телевидение показало документальный фильм о зверствах американских империалистов в Корее. Снова началось глушение «Голоса Америки» и других вражеских голосов, которое было приостановлено после кэмп-дэвидской встречи.
Хрущев удовлетворенно кивал: все идет как надо.
— А что слышно в Париже?
Резидент КГБ, как бы стесняясь, сообщил: по городу распространяется слух, что вчерашнее заявление президента США, отменившего шпионские полеты, практически сняло препятствие к открытию саммита. Дело теперь за чистой формальностью. Сегодня, очевидно, состоится телефонный разговор между советским премьером и американским президентом, в ходе которого Эйзенхауэр выразит свое сожаление.
Хрущев сразу посуровел:
— Кто распустил этот слух?
— Мы не располагаем пока достоверной информацией…
Кто-то из дипломатов предположил, что едва ли это сделали американцы. Скорее, это дело рук англичан или французов, которые забрасывают такую приманку и нам, и американцам.
— Нет, — твердо сказал Хрущев, — мелко берешь. Тут явно видна волосатая лапа хозяина — американских спецслужб. Это они кашу заваривают. А зачем нам нужны их извинения? Разве после того, что произошло, можно о чем-либо договориться? Даже этот карась-идеалист Макмиллан, который у нас вчера плакался, и тот понимает, что все надо начинать сначала.
Потом, после некоторого раздумья, спросил:
— А что, болтаются где-нибудь поблизости иностранные журналисты?
Ему доложили, что стоят у ворот человек десять.
— Сейчас я им все разобъясню.
Хрущев вышел за ворота посольства — на часах было примерно половина десятого. Журналисты сразу же бросились к нему. Он остановился, широко улыбаясь, так, что сверкнули нержавеющей сталью его зубы, и громко произнес:
— Если президент Эйзенхауэр не принесет мне извинений и не признает, что Соединенные Штаты совершили агрессивный акт против Советского Союза, я возвращаюсь домой.
И показал рукой, как взлетает самолет.
— Все, господа. Гуд бай!
Довольный собой, он смотрел, как дружно бросились иностранные корреспонденты к ближайшим телефонам, чтобы сообщить в редакции эту сенсационную новость.
Вернувшись в кабинет, Никита Сергеевич сказал: