Но Даллес упрямо продолжал гнуть свою линию. Необходимо проследить, доказывал он, за размещением пусковых установок МБР на Северном Урале и около Белого моря. Кроме того, надо знать, что происходит на советских ракетных полигонах, аэродромах, заводах и других целях.
В Вашингтоне, конечно, знали, что Советский Союз разместил вокруг некоторых особо важных объектов новые управляемые ракеты САМ-2, которые могли поражать цели на высоте 70 тыс. футов. Но понадеялись, что, поднявшись на 60 тыс. футов, они будут уже трудноуправляемыми. Если ракета и достанет потолок У-2, это будет скорее промах, чем попадание.
Но даже коль самолет собьют, утверждал Даллес, ни пилот, ни разведывательное оборудование не сохранятся — никаких улик не будет. Да и Хрущев уже свыкся с мыслью, что У-2 беспрестанно летают над Советским Союзом, даже не жалуется. Вот и в Кэмп-Дэвиде не поднял этого вопроса. Значит, его это не особенно волнует. Между тем мы теряем время: американский спутник-шпион не будет готов до конца года. А без У-2 американская разведка слепа. Она проглядит развертывание первых МБР в Советском Союзе.
Эйзенхауэр, как это нередко с ним случалось, поддался на уговоры. И, как уже рассказывалось, 9 апреля 1960 года У-2 вылетел из Пешавара и взял курс на Семипалатинск. В Вашингтоне с напряжением ждали, как пройдет этот полет. Самолет вернулся целым и невредимым, но фотографии не выявили чего-либо существенно нового в продвижении строительства ракетных установок.
А Хрущев опять смолчал. Они ждали протестов, угроз — чего угодно. Как это понимать? Значит, он боится, что советский народ узнает правду — его вооруженные силы слишком несовершенны, чтобы прикрыть небо от вторжения вражеских самолетов. А может быть, он вообще смирился с тем, что разведывательные самолеты США будут летать над Россией?
И Даллес с Бисселом тут же начали выпрашивать разрешения на новый полет — им нужно иметь самую точную информацию о том, что происходит в Тюра-Там и на военно-промышленных объектах Свердловска. Но главный объект — Плесецк, в 1000 км к северу от Москвы. Там обнаружены признаки развертывания четырех межконтинентальных ракет. Если это так, то баланс сил коренным образом меняется, и русские впервые получат возможность нанести внезапный удар по Америке. Надо немедленно выяснить, так ли это, тем более что очень скоро они могут быть замаскированы… Погодные же условия на севере, утверждали разведчики, позволяют проводить фотографирование только с апреля по июль.
Уже потом госсекретарь Гертер так прокомментировал споры, происходившие в Овальном кабинете: «Встреча в верхах все время была тогда у меня на уме, так же как и у других. Суть проблемы состояла в следующем: как срочно необходима эта информация и нет ли другого более удобного времени? С технической точки зрения момент был подходящим. С дипломатической же — могли возникнуть трудности, поскольку президент планировал ехать в Россию».
Даллес ворчал: «Во времена напряженности нам говорят, что полеты должны быть прекращены, потому что они увеличивают напряженность. Когда все хорошо, нельзя летать потому, что это испортит „медовый месяц“ в наших отношениях с Советским Союзом. По этой логике нам вообще не придется летать».
— Всегда проходит какая-то международная конференция или что-то подобное, — вторил ему Гейтс.
И Эйзенхауэр сдался во второй раз. Предыдущий полет прошел без шума. Авось и этот проскочит. Но, на всякий случай, решил подстраховаться — Даллесу он дал две недели. Если до 25 апреля не будет хорошей погоды — полеты должны быть отменены.
— Мы не хотим, чтобы этот самолет летал над нами, когда идет саммит, — проворчал Эйзенхауэр.
Срок, назначенный президентом, прошел. Однако густые облака и снежные бури по-прежнему прикрывали Россию от непрошеных гостей. Биссел взмолился: дайте мне хотя бы еще несколько дней.
Обговорив ситуацию еще раз с президентом, его помощник генерал Гудпастер вызвал 25 апреля Биссела и при нем написал сверхсекретный меморандум: «После разговора с президентом я информировал мистера Биссела, что может быть проведена одна дополнительная операция при условии, что это произойдет до 1 мая. Никаких операций — после 1 мая».
У президента Эйзенхауэра не было помощника по вопросам национальной безопасности, как, скажем, Банди, Киссинджер, Бжезинский или Скоукрофт. При нем эта должность была, по сути дела, разделена между двумя помощниками: Гордоном Греем, бывшим президентом Университета в Северной Каролине, который больше занимался проблемными вопросами и долгосрочным планированием, и генералом Эндрю Гудпастером, долговязым, лаконичным и очень четким человеком, который осуществлял всю повседневную работу. Во время войны Гудпастер сражался в Северной Африке и в Италии. Потом защитил в Принстоне докторскую диссертацию по международным отношениям и служил у Эйзенхауэра, когда тот был главнокомандующим союзными вооруженными силами. Когда в 1954 году возник вопрос о кандидатуре помощника президента, Эйзенхауэр сказал: