Весной 1954 года Эйзенхауэр назначает авторитетную комиссию во главе с Джеймсом Киллианом — директором Массачусетского технологического института. Перед ней четко поставлена задача — рассмотреть все возможные новые виды оружия, которые помогли бы оградить страну от внезапного нападения. Проект с полетами У-2 — не только над Советским Союзом, но и по всему миру — одно из первых порождений этой комиссии. Другое ее детище — идея международного соглашения об «открытом небе». Принятие ее позволило бы самолетам всех стран летать без ограничения воздушного пространства и наблюдать, не происходит ли опасной концентрации военных сил, которая может обернуться внезапным броском.
Эта идея очень нравится Эйзенхауэру, и он тут же ставит ее во главу угла своей политики. Конечно, ЦРУ и министерство обороны в восторге. Еще бы, Америка настолько открытая страна, что русские мало что узнают, летая над Соединенными Штатами. Зато открытое небо над Россией для американской разведки — сущий клад. Вот только старый скептик Джон Фостер Даллес ворчит, что это-де нереальная идея — русские не проглотят такую приманку.
Тем не менее на встрече «большой четверки» в Женеве в 1955 году Эйзенхауэр решил испробовать собственную дипломатию. В июле де Голль, Макмиллан, Эйзенхауэр, Булганин и Хрущев встретились в зале заседаний Дворца наций. Из просторных окон открывался прекрасный пейзаж на голубое озеро, за которым вставала стена Альпийских гор, накрытых черной шапкой грозовых облаков.
Неожиданно Эйзенхауэр снял очки и уставился своими широко раскрытыми голубыми глазами на неразлучную тогда пару — Булганина и Хрущева:
— Я напрягаю свое сердце и ум, чтобы найти слова, которые могли бы убедить каждого в великой искренности Соединенных Штатов.
В это мгновение грянул гром и сверкнула молния — лучшего театрального эффекта нельзя было нарочно придумать для столь удачного вступления к плану «открытого неба», который излагал Эйзенхауэр. Захваченный врасплох, Булганин пробормотал невнятно, что эти предложения имеют некоторые достоинства и заслуживают изучения. Но во время коктейля Хрущев отверг их решительно и определенно:
— Я не согласен. Проблема как раз в шпионаже. Мы не ставим под сомнение ваши намерения, но кого вы хотите одурачить? Этот план хорош для вас, потому что дает возможность вашим стратегическим силам собрать информацию о наших целях, а нам он ничего не даст.
Сколько ни упрашивал Эйзенхауэр Хрущева согласиться на этот план, ничего у него не получилось. Советский лидер твердо стоял на своем — для него «открытое небо» было не чем иным, как неприкрытым шпионским заговором.
А между тем искренность американского президента отнюдь не была фальшивой, «открытое небо» должно было помочь ему убедить своих военных в том, что Америка вовсе не отстала от Советского Союза в гонке вооружений и что повода для нового наращивания расходов на производство оружия нет. Не без основания Эйзенхауэр считал, что чрезмерные военные вливания неизбежно приведут к повышению налогов и росту дефицита бюджета. А они, в свою очередь, повлекут за собой снижение производительности труда, подъем инфляции и подрыв американской системы. «Человеку, — говорил он, — который плохо себе представляет, что национальная безопасность и национальная платежеспособность взаимосвязаны и что постоянное сохранение тяжелого бремени военной мощи приведет в конечном счете к установлению диктатуры, не может быть поручен никакой ответственный пост в нашей стране».
Его явно беспокоило, что военно-промышленный комплекс и психоз «холодной войны» постоянно подпитывают друг друга. Если, поддавшись чувству страха, страна позволит вовлечь себя в нескончаемую гонку вооружений, это будет самой большой угрозой национальной безопасности. Гонка вооружений породит безумную инфляцию и приведет в конечном счете к национальному банкротству.
И президент не просто декларировал эти постулаты и сетовал в тиши своего кабинета на распоясавшуюся прессу. Нет, он действовал. Делая ставку на ядерное сдерживание, он постепенно сокращал обычные вооружения с тем, чтобы поддерживать военные расходы примерно на уровне 40 миллиардов долларов в год. Во время его президентства среднегодовая инфляция понизилась до уровня, слегка превышающего один процент.
Эйзенхауэр — и это одна из его главных заслуг перед Америкой — не поддался всеобщей панике из-за мнимого ракетного отставания. Возобладали его спокойствие и здравый смысл. Америка сохранила тогда сотни миллиардов долларов.