Ричард Биссел, начальник Специального управления ЦРУ по руководству полетами У-2, решил действовать.
Прежде всего он достал из сейфа старое, приготовленное еще несколько лет назад сообщение для печати на случай, если У-2 потерпит аварию в Советском Союзе. Разумеется, теперь его надо было переработать. Но Биссел был убежден: версия должна оставаться прежней. Пилот, совершавший обычный метеорологический полет, заблудился из-за неполадок с навигационным оборудованием, пересек по недоразумению советскую границу и был сбит. Обломки самолета русские увезли в глубь страны, чтобы обвинить американцев в шпионаже. Он был убежден, что Советский Союз никогда не сможет доказать этого.
Однако это при условии, что летчик погиб.
Весь день 2 мая Москва и Вашингтон напряженно приглядывались друг к другу: кто сделает первый шаг.
Пауэрса допрашивали уже вторые сутки. Он не запирался. И чем больше говорил, тем яснее становилось, что его полет — не случайность, а одна из регулярных шпионских миссий по раскрытию самых сокровенных тайн Советского Союза — размещения его ракет.
Вечером, когда стемнело, Пауэрса посадили в большой черный лимузин с шестью охранниками и повезли по праздничной Москве. Улицы были заполнены толпами людей, которые шумно веселились, танцевали, пели песни. Впервые он видел Кремль, разукрашенный гирляндами огней, Университет на Ленинских горах и праздничный город внизу: сверкающий разными гранями улиц, как алмаз.
Сначала Пауэрс нервничал — зачем весь этот спектакль? Но потом успокоился. В голове мелькнула мысль: «А может быть, они привезут меня в Париж и скажут: „Вот, Айк, посмотри на своего американца“».
В Вашингтоне, разумеется, всего этого не знали, но каких-нибудь признаков напряженности в Москве не обнаружили. Праздники шли своим чередом. Для участия в выставке «Чехословакия-1960» прибыла солидная делегация во главе с президентом Новотным.
В американской столице хотели верить, что так будет и дальше. Русские сбили этот проклятый самолет и успокоились. Хрущев всегда добивался встречи в верхах и теперь не захочет раздувать скандал, а то и вообще смолчит, ограничившись каким-нибудь злым намеком во время встречи с Эйзенхауэром.
Наступило 3 мая. Вашингтон не мог более ждать. Управление аэронавтики — НАСА — опубликовало следующее заявление: «Исследовательский самолет У-2, принадлежащий НАСА и совершавший полет в Турции по совместной программе службы погоды НАСА и ВВС США, по-видимому, упал в районе озера Ван, Турция, около 9 часов в воскресенье 1 мая. Во время полета в Восточной Турции пилот сообщил по аварийной связи, что испытывает трудности с кислородом. Полет совершался из Аданы с целью сбора данных по выяснению воздушных турбулентностей».
Американская печать не обратила внимания на это сообщение. А Москва загадочно молчала. Ни одного словечка, которое могло бы насторожить.
С утра Хрущев принял французского посла Дежана, был весел и спокоен, по-видимому, ничто не омрачало его жизнь. А потом весь день занимался чехословацкими друзьями. Дал им завтрак в Кремле, ездил в Сокольники открывать выставку. Вечером был на приеме в чехословацком посольстве, где хорошенько выпил.
В общем, ничто не предвещало бури. Правда, потом задним числом вспоминали, что в тот вечер на чехословацком приеме, переходя от одной группы к другой, Никита Сергеевич говорил, что на Верховном Совете послезавтра он скажет нечто важное. Но в Советском Союзе на всех сессиях Верховного Совета всегда говорили что-нибудь «очень важное».
Поэтому внимания на это тогда никто не обратил.
4 мая. Москва молчала. Утренние газеты сообщали, что Главком ВВС Вершинин, а с ним девять генералов и полковников посетят США, как и планировалось, 14 мая. Из Женевы тоже успокоительная информация. Царапкин дал согласие на американское предложение о проведении встречи экспертов по программе исследований… Значит, все нормально?
С утра в Кремле заседал Пленум ЦК, который затянулся до поздней ночи. Прервались только на пару часов, чтобы дать возможность Хрущеву съездить во Внуково проводить чехословацкую делегацию. Шли крупные кадровые передвижки. Из Президиума были выведены Беляев и Кириченко. Вошли — Косыгин, Полянский, Подгорный. Казалось, Хрущев укрепил свое положение. Но на самом деле его позиции размывались.
Конечно, нельзя сказать, что новые члены Президиума были явными противниками Хрущева. Нет. Как и все, они воздавали ему хвалу, но они не были его людьми. Скорее, их можно было назвать независимыми, играющими собственную игру в сложном пятиугольнике борьбы за власть: Хрущев — Козлов — Брежнев — Суслов — Шелепин.