Утром 5 мая в Кремле началась сессия Верховного Совета СССР. Появление Хрущева на трибуне, как всегда, было встречено бурей аплодисментов.
Два часа рассказывал он депутатам, как хорошо обстоят дела в Советском Союзе. Так хорошо, что в самом недалеком будущем мы выйдем на уровень производства и потребления США, самой богатой капиталистической страны в мире. И чтобы ни у кого не было сомнений в этом, он тут же объявил об отмене налогов на зарплату рабочих и служащих.
Зал буквально раскалывался от аплодисментов. Объявили двадцатиминутный перерыв. Но после перерыва на трибуну снова поднялся Хрущев. Пробежав взглядом ряды ликующих депутатов, Никита Сергеевич остановился на ложе для почетных гостей, где находился американский посол Лэллуин Томпсон. Не чувствуя беды, тот с любопытством созерцал этот бурлящий зал, казавшийся ему немного диковатым, и спокойно улыбался.
А Хрущев, распаляясь, как он это умел, гневом, сверлил взглядом американского посла и ледяным тоном бросал в зал тяжелые, как глыбы, обвинения: распоясавшаяся американская военщина послала шпионский самолет в глубь Советского Союза в священный для нашего народа и трудящихся всех стран день 1 Мая. Правительство приказало сбить самолет! Это задание выполнено — самолет сбит!
Хороший оратор был Хрущев. И голос вроде бы тонковат, и говорил неграмотно, с грубейшими ошибками, но аудиторией управлять умел. Мог, когда хотел, заставить ее и смеяться, и аплодировать.
Вот и сейчас зал встретил его слова бурными, продолжительными аплодисментами. Гремели возгласы: «Правильно! Правильно! Позор агрессору!»
Азартный человек был Никита Сергеевич. Казалось бы, холодным умом два дня рассчитывал все возможные ходы. Но теперь увлекся, как на волчьей охоте, — глаза горят, весь кипит страстью, — загнать зверя, зафлажить его со всех сторон. Да и зал уже вошел в азарт охоты и страстно требовал крови. Однако вовремя остановился Хрущев, продолжал уже вполне спокойно:
— Возникает вопрос, кто же послал этот самолет в пределы Советского Союза? Был ли он послан с санкции президента Соединенных Штатов или же этот агрессивный акт был совершен милитаристами из Пентагона без ведома президента? Если подобные действия совершаются американской военщиной на свой страх и риск, то это должно особенно глубоко встревожить мировую общественность.
По сути дела, Эйзенхауэру предлагался выход из создавшегося положения. В зафлаженном лесу Хрущев намеренно оставляет проход, через который хитрый волк может уйти из загона. Президенту нужно лишь сказать, что он и знать ничего не знал об этом У-2, и свалить все на Пентагон.
Стоит ли говорить, что корреспонденты тут же помчались передать сенсационное заявление Хрущева.
Вечером в тот же день эфиопский посол давал прием в гостинице «Советская». Москва в те годы жила активной светской жизнью. Приемы давались часто, и на них нередко бывали высшие руководители Советского Союза. А гостиница «Советская» в Москве тогда пользовалась особым расположением. На ее месте когда-то находился знаменитый еще до революции своими лихими загулами гостиный двор «Яр», где пел цыганский хор Ильи Соколова и происходили всякие невероятные приключения. Однажды, было это в стародавние времена, похоронная процессия, шествовавшая на Ваганьковское кладбище, неожиданно остановилась у дверей ресторана, и гроб пронесли в самый большой кабинет. Там «мертвец» встал из гроба, скинул саван и, оставшись в модном сюртуке, к веселию присоединился.
Совершенно невероятное приключилось в гостинице «Советская» и вечером 5 мая 1960 года. Поначалу было все как положено. Пили водку и шампанское. К винам отношение было пренебрежительное — квас. Огромный стол в конце зала, сверкавшего люстрами, ломился от блюд с черной икрой, розовой семгой и белоснежной осетриной. За ним на почетном месте стоял хозяин, эфиопский посол в белом бурнусе, и главные гости, среди которых грузной фигурой выделялся заместитель министра иностранных дел Я. А. Малик. Еще со сталинских времен он был знаменит тем, что любил произносить разгромные ругательные речи. После Вышинского не было, пожалуй, другого такого мастака «врезать» американскому империализму, как Малик.
После выступления Хрущева в зале царил ажиотаж — только и разговору было о его гневном разоблачении коварных американцев. Посол Томпсон понуро стоял в сторонке и, вопреки обычаю, к Малику не подходил. А вот другие послы, как мухи, вились вокруг Малика, задавая всякие вопросики с подковыркой: откуда, мол, советский премьер так уверен, что самолет этот американский. А далеко ли он залетел на территорию Советского Союза? Может быть, это всего лишь незначительная ошибка и летчик просто сбился с курса? Особенно донимал его иранский посол Ансари, который утверждал, что один случайный самолет — это еще не агрессия.