Первая мысль, пришедшая мне в голову, была, что лорд-лейтенант прислал мне письмо, и я протянул руку к незнакомцу. Но он, не обратив никакого внимания на мой жест, стал за моим креслом.
Мне не надо было оборачиваться, чтобы его видеть: против меня было зеркало, и в этом зеркале я видел его.
Я встал и прошелся, он шел за мной в нескольких шагах.
Тогда я подошел к столу и позвонил.
Вошел слуга; он не видел придверника, как прежде не видел кота.
Отослав слугу, я остался со странным персонажем и мог свободно рассмотреть его.
Он был в придворном платье: волосы в сетке, шпага, камзол с шитьем и шляпа под мышкой.
В десять часов я лег спать. Он, со своей стороны, чтобы как можно удобнее провести ночь, уселся в кресло напротив моей кровати.
Я повернулся к стене; но так как я не мог уснуть, то два или три раза поворачивался, и каждый раз при свете ночника видел своего гостя в том же кресле.
Он тоже не спал.
Наконец, первые лучи света проскользнули в комнату через щели жалюзи. Я повернулся в последний раз к гостю: он исчез, кресло было пусто.
До вечера я избавился от моего видения.
Вечером был прием у главного церковного комиссара. Под предлогом необходимости приготовить мой парадный костюм я без пяти минут шесть позвал слугу и попросил запереть мою дверь на засов.
Он повиновался.
При последнем ударе шести часов я устремил взор на дверь: она открылась и мой придверник вошел.
Я тотчас направился к двери — она была заперта; засовы, казалось, не были выдвинуты из скоб. Я обернулся: придверник стоял за моим креслом, а Джон ходил взад и вперед по комнате, меньше всего на свете занятый им.
Было очевидно, что он не видит человека, как раньше не видел животного.
Я стал одеваться.
И здесь произошло нечто странное: исполненный внимания ко мне, мой новый сожитель помогал Джону во всем, что тот делал, а Джон ничего не замечал. Так, например, Джон держал мое платье за воротник, а привидение поддерживало его за полы; Джон подавал штаны, держа их за пояс, а привидение поддерживало их внизу.
Никогда у меня еще не было более услужливого лакея.
Наступил час отъезда.
И тогда, вместо того чтобы следовать за мной, придверник пошел вперед, проскользнул в дверь, спустился по лестнице, стал со шляпой под мышкой за Джоном, отворявшим дверцу кареты, и, когда Джон, закрыв ее, стал на запятки, он сел на козлы с кучером, и тот подвинулся вправо, чтобы дать ему место.
Карета остановилась у дома главного церковного комиссара. Джон открыл дверцу, но призрак уже был на своем посту. Едва я вышел, призрак протиснулся вперед, проскользнул среди толпы слуг, теснившихся у главного входа, и оглянулся, иду ли я сзади него.
И мне захотелось проделать над кучером тот же опыт, какой я проделал над Джоном.
"Патрик, — спросил я его, — что это за человек сидел рядом с вами?"
"Какой человек, ваша милость?" — спросил кучер.
"Человек, который сидел на ваших козлах?"
Патрик вытаращил глаза, оглядываясь вокруг себя.
"Ну, хорошо, — сказал я, — мне показалось".
И я направился в дом.
Придверник в ожидании остановился на лестнице и, как только увидел, что я вошел, двинулся впереди меня, словно собираясь доложить обо мне в приемной зале, а затем занял в передней полагающееся ему место.
Никто не видел это привидение, как не видели его ни Джон, ни Патрик.
Теперь мой страх перешел в ужас: я понял, что действительно схожу с ума.
С этого вечера все стали замечать во мне перемену и спрашивать, чем я озабочен; в числе других и вы.
При отъезде я опять нашел привидение в передней. Как и при моем приезде, оно бросилось вперед, село на козлы, вернулось со мною домой, пошло вслед мне в мою комнату и село в кресло, в котором сидело накануне.
Тогда я захотел убедиться, было ли что-либо реальное, осязаемое в этом привидении. Я сделал большое усилие над собой и, пятясь, сел в кресло.
Я ничего не почувствовал, но увидел в зеркале, что привидение стоит за мной.
Как и накануне, я лег, но только в час ночи. Оказавшись в постели, я увидел привидение в моем кресле.
На другой день с рассветом оно исчезло.
Так продолжалось месяц.
По истечении месяца привидение изменило свои привычки и однажды не явилось.
Теперь я уже не верил, как в первый раз, в полное его исчезновение, а ждал страшного превращения и, вместо того, чтобы наслаждаться уединением, с ужасом ждал следующего дня.
На другой день при последнем ударе шести часов я услышал легкий шелест занавесей моей кровати и в просвете между ними, там, где они соединялись в проходе у стены, увидел скелет.
На этот раз, вы понимаете, мой друг, это был, если я могу так выразиться, зримый образ смерти.
Скелет стоял там неподвижно и глядел на меня пустыми впадинами своих глаз.
Я встал, несколько раз обошел комнату; голова скелета следила за всеми моими движениями: глазницы ни на минуту не оставляли меня; туловище оставалось неподвижным.
В эту ночь я не решался лечь. Я спал или, скорее, с закрытыми глазами сидел в кресле, где раньше располагалось привидение, и сожалел теперь об его отсутствии.
С рассветом скелет исчез.
Я велел Джону переставить кровать и задернуть занавеси.
Как только прозвучал последний, шестой удар часов, послышался шелест, заколебались занавеси, раздвигаемые костлявыми руками, и скелет занял место, где он стоял накануне.
На этот раз у меня хватило мужества лечь в постель.
Тогда голова, которая, как и накануне, следила за моими движениями, нагнулась надо мной, глазницы, как и накануне, ни на минуту не теряли меня из виду и были устремлены на меня.
Вы поймете, какую ночь я провел! И вот так, мой дорогой доктор, я провожу уже двадцать таких ночей. Теперь вы знаете, что со мной. Что же, вы возьметесь меня лечить?"
"По крайней мере, попытаюсь", — ответил доктор.
"Каким образом, позвольте узнать?"
"Я уверен, что привидение, которое вы видите, существует только в вашем воображении".
"Что мне за дело, существует ли оно или нет, раз я его вижу?"
"Вы хотите сказать, чтобы и я попытался его увидеть?"
"Лучшего и желать нельзя".
"Когда же?"
"Как можно скорее. Завтра".
"Хорошо, завтра… А пока мужайтесь!"
Больной печально улыбнулся.
На другой день в семь часов утра доктор вошел в комнату своего друга.
"Ну как? — спросил он. — Где скелет?"
"Он только что исчез", — ответил тот слабым голосом.
"Ну прекрасно! Мы устроим так — да, да! — чтобы он не являлся сегодня вечером".
"Устройте".
"Вы говорите, скелет появляется при последнем ударе шести часов?"
"Непременно".
"Прежде всего остановим часы", — сказал он, остановив маятник.
"Что вы хотите сделать?"
"Я хочу отнять у вас возможность определять время".
"Хорошо".
"Теперь опустим шторы и задернем занавеси окон".
"А это зачем?"
"Все с той же целью, чтобы вы не могли себе отдавать отчета о ходе времени".
"Хорошо".
Шторы были спущены, занавеси задернуты; зажгли свечи.
"Пусть завтрак и обед для нас будут всегда готовы, Джон, — сказал доктор, — мы не хотим есть в определенные часы, вы подадите, когда я вас позову".
"Слышите, Джон?" — сказал больной.
"Да, сударь".
"Затем подайте нам карты, кости, домино и оставьте нас".
Джон принес все требуемое и удалился.
Доктор принялся как мог развлекать больного, болтал и играл с ним; а когда проголодался, позвонил.
Джон, зная, зачем позвонили, принес завтрак.
После завтрака начали партию, которая прервана была новым звонком доктора.
Джон принес обед.
Они ели, пили, отведали кофе и опять стали играть. Так вдвоем они провели день, тянувшийся очень долго. Доктор думал, что он приблизительно определил в своем уме время и что роковой час уже прошел.
"Итак, — сказал он, вставая, — победа!"
"Как победа?" — спросил больной.
"Конечно; теперь, по крайней мере, восемь или десять часов, а скелет не явился".
"Посмотрите на ваши часы, доктор, они единственные в доме. Если условленный час прошел, тогда и я, пожалуй, закричу: "Победа!""