"И что?"
"Ей-Богу! Верьте или не верьте — как хотите: как только я снял с шеи образок, повешенный схватил меня, вынул свою голову из петли, просунул на ее место мою голову и, ей-ей, толкнул меня так, как раньше толкнул его я. Вот и все".
"Не может быть! Вы ошибаетесь".
"Разве вы не застали меня уже повешенным, да или нет?"
"Да".
"Уверяю вас, я не сам себя повесил. Вот все, что я могу вам сказать".
Некоторое время я размышлял.
"А где образок?" — спросил я.
"Ей-Богу! Ищите его на земле, он здесь, где-нибудь поблизости. Я выпустил его из рук, когда почувствовал, что повешен".
Я встал и начал осматривать землю вокруг. Луна светила, словно хотела помочь мне в моих поисках.
Я поднял то, что искал, подошел к трупу бедного Артифаля и вновь надел образок ему на шею.
Когда образок коснулся его груди, по всему его телу словно пробежала дрожь, а из груди вырвался пронзительный, почти болезненный стон.
Палач отскочил назад.
Этот стон помог мне все понять. Я вспомнил Священное писание. Там говорится, что во время изгнания демонов последние, исходя из тела одержимых, издавали стоны.
Палач дрожал как лист.
"Идите сюда, друг мой, — сказал я ему, — и не бойтесь ничего".
Он нерешительно подошел.
"Что вам от меня нужно?" — спросил он.
"Надо вернуть этот труп на место".
"Никогда. Хорошенькое дело! Чтобы он еще раз повесил меня!"
"Не бойтесь, мой друг, я ручаюсь за все".
"Но, господин аббат! Господин аббат!"
"Идите, говорю вам".
Он сделал еще шаг вперед.
"Гм, — пробормотал он, — я боюсь".
"И вы ошибаетесь, мой друг. Пока на его теле образок, вам нечего бояться".
"Почему?"
"Потому что демон уже не будет иметь власти над ним. Этот образок охранял его, а вы его сняли; и тут же демон, который раньше направлял его ко злу и которого отгонял от жертвы добрый ангел, снова вселился в тело; вы видели, что натворил этот демон".
"Но стон, что мы только сейчас слышали?"
"Это застонал демон, когда почувствовал, что добыча ускользает от него".
"Так, — сказал палач, — это действительно возможно!"
"Это так и есть".
"Ну так я повешу разбойника опять на его крюк".
"Повесьте. Правосудие должно быть совершено; приговор должен быть исполнен".
Бедняга еще колебался.
"Ничего не бойтесь, — сказал я ему, — я за все отвечаю".
"Все равно, — ответил палач, — не теряйте меня из виду и при малейшем моем крике спешите ко мне на помощь".
"Будьте спокойны".
Он подошел к трупу, поднял его тихонько за плечи и потащил к лестнице, говоря:
"Не бойся, Артифаль, я не возьму у тебя образок. Вы не теряете нас из виду, господин аббат, не правда ли?"
"Нет, мой друг, будьте спокойны".
"Я не возьму у тебя образок, — продолжал самым миролюбивым тоном палач, — нет, не беспокойся; как ты хотел, так тебя с ним и похоронят. Он вправду не шевелится, господин аббат?"
"Вы же видите".
"Тебя с ним похоронят; а пока что я тебя возвращу на твое место согласно желанию господина аббата, а не по своей воле, ты понимаешь?.."
"Да, да, — сказал я ему, невольно улыбаясь, — но поторапливайтесь".
"Слава Богу! Кончено!" — сказал он, выпуская тело, которое он прикрепил на крюк, и соскакивая на землю одним прыжком.
Тело закачалось в пространстве, безжизненное и окоченевшее.
Я стал на колени и приступил к молитвам, о чем меня просил Артифаль.
"Господин аббат, — сказал палач, становясь рядом со мной на колени, — не согласитесь ли вы произносить молитвы громко и медленно, так, чтобы я мог повторять за вами?"
"Как, несчастный! Неужели ты их забыл?"
"Мне кажется, что я никогда их не знал".
Я прочел пять раз "Pater" и пять раз "Ave", и палач добросовестно повторял их за мной.
Покончив с молитвами, я встал.
"Артифаль, — тихо сказал я казненному, — я сделал все что мог для спасения твоей души и передаю тебя под покровительство Божьей Матери".
"Аминь!" — сказал мой товарищ.
В эту минуту луч луны, подобный серебристому водопаду, осветил тело. На церкви Божьей Матери пробило полночь.
"Пойдем, — сказал я палачу, — больше нам здесь нечего делать".
"Господин аббат, — сказал бедняга, — не будьте ли так добры оказать мне последнюю милость?"
"Какую?"
"Проводите меня домой. Пока дверь не захлопнется за мной и не отделит меня от этого разбойника, я не буду спокоен".
"Идем, мой друг".
Мы ушли с эспланады, причем мой попутчик каждые десять шагов оборачивался, чтобы убедиться, висит ли повешенный на своем месте.
Ничто не изменилось.
Мы вернулись в город. Я проводил своего спутника до его дома и подождал, пока он зажег в доме огонь; затем он запер за мной дверь и уже через дверь простился со мной и поблагодарил меня. В самом спокойном состоянии тела и души я вернулся домой.
На другой день, когда я проснулся, мне сказали, что в столовой меня ждет жена вора.
Лицо ее было спокойным и почти радостным.
"Господин аббат, — сказала она, — я пришла поблагодарить вас. Вчера, когда пробило полночь на церкви Божьей Матери, ко мне явился мой муж и сказал мне: "Завтра утром отправляйся к аббату Мулю и скажи ему, что милостью его и Божьей Матери я спасен"".
XI
ВОЛОСЯНОЙ БРАСЛЕТ
— Мой милый аббат, — сказал Альет, — я питаю глубочайшее уважение к вам и глубочайшее почтение к Казоту. Я вполне допускаю влияние злого гения, о котором вы говорили; но вы забываете нечто, чему я сам служу примером, — то, что смерть не убивает жизнь; смерть — всего лишь способ трансформации человеческого тела; смерть убивает память, вот и все. Если бы память не умирала, каждый помнил бы все переселения своей души от сотворения мира до наших дней. Философский камень не что иное, как эта тайна; эту тайну открыл Пифагор, и ее же вновь открыли граф Сен-Жермен и Калиостро; этой тайной, в свою очередь, обладаю я. Мое тело может умереть, я точно помню, что оно умирало четыре или пять раз, и даже если я говорю, что мое тело умрет, я ошибаюсь. Существуют некие тела, которые не умирают, и я одно из таких тел.
— Господин Альет, — сказал доктор, — можете ли вы заранее дать мне позволение?..
— Какое?
— Вскрыть вашу могилу через месяц после вашей смерти.
— Через месяц, через два месяца, через год, через десять лет — когда вам угодно, доктор; но только примите предосторожности… так как ущерб, что вы причините моему трупу, мог бы повредить другому телу, в которое вселилась бы моя душа.
— Итак, вы верите в эту нелепость?
— Я вознагражден за эту веру: я видел.
— Что вы видели? Вы видели живым одного из таких мертвецов?
— Да.
— Ну, господин Альет, так как все уже рассказывали свою историю, расскажите и вы свою. Было бы любопытно, если бы она оказалась самой правдоподобной.
— Правдоподобна она или нет, но я ее расскажу. Я ехал из Страсбург на воды Лейка. Вы знаете эту дорогу, доктор?
— Нет; но это не важно, продолжайте.
— Итак, я ехал из Страсбург на воды Лейка и, конечно, проезжал через Базель, где мне предстояло покинуть общественный экипаж и нанять частный.
Остановившись в гостинице "Корона" — мне ее рекомендовали, — я осведомился об экипаже и вознице и просил хозяина узнать, не едет ли кто-нибудь по той же дороге. В случае если попутчик найдется, я поручил предложить такому человеку совместную поездку, так как от этого она была бы более приятна и стоила бы дешевле.
Вечером он вернулся, найдя то, что я просил: это оказалась жена базельского негоцианта; кормящая мать, только что потерявшая трехмесячного ребенка; она заболела, и ей предписали лечиться на водах Лейка. То был первый ребенок молодой четы, поженившейся год тому назад.
Хозяин рассказал мне, что молодую женщину едва уговорили расстаться с супругом. Она непременно хотела или остаться в Базеле, или ехать в Лейк вместе с мужем; но, с другой стороны, если состояние ее здоровья требовало пребывания на водах, то состояние торговых дел требовало его присутствия в Базеле. Она решилась ехать одна и должна была на другой день утром выехать вместе со мной. Ее сопровождала горничная.