Тысяча И Одна Ночь. Книга 2

А неверные, когда старуха направилась к ним и рассказала, что случилось, обрадовались убиению ШаррКана и спасению Зат-ад-Давахи. Мусульмане же поиериулись к воротам аль-Кустаптынии, и султан обещал им, если он завоюет город, разделить его богатства между ними поровну. Вот! А у султана не высыхали слезы о? печали по брату, и худоба обнажила его тело, так что он стал, точно зубочистка. И везирь Дандан вошёл к нему и сказал: "Успокой свою душу и прохлади глаза! Твой брат умер не раньше своего срока, и нет пользы от этой печали. Как прекрасны слова поэта:

Не свершится что - не свершить того ухищренья, Никогда, а то, чему быть должно, то будет.

Чему быть должно, совершится то своевременно И невежда лишь угнетён всегда бывает. Оставь же плач и стенания и укрепи своё сердце, чтобы нести оружие". - "О везирь, моё сердце огорчено смертью моего отца и брата и тем, что мы вдали от наших земель. Поистине, мой ум занят мыслью о подданных", - сказал Дау-аль-Макан. И везирь и присутствующие заплакали. И они провели некоторое время, осаждая аль-Кустантынию, и когда это было, вдруг пришли из Багдада вести с одним эмиром царя, гласившие, что жена царя Дау-аль Макана наделена сыном и что Нузхат-азЗаман, сестра царя, назвала его Кан-Макан, и с этим мальчиком произойдут великие дела, так как в нем уже увидали чудеса и диковины. И царица приказала учёным и проповедникам молиться за вас на кафедрах, после каждой молитвы, и передаёт вам: "Мы в добром здравье, и дождя много, и твой товарищ истопник в полном довольстве и изобилии, и у него есть слуги и челядь, но он до сих пор не знает, что с тобой случилось! Мир тебе!" И Дау-аль-Макан воскликнул: "Теперь моя спина укрепилась, так как я наделён сыном, имя которого Кан-Макан..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто шестая ночь

Когда же настала сто шестая ночь, она сказала:

"Дошло до меня, о счастливый царь, что когда к царю Дау-аль-Макану пришла весть о рождении сына, он обрадовался великой радостью и воскликнул: "Теперь окрепла моя спина, так как я наделён сыном, имя которому Кан-Макан. Я хочу оставить печаль и совершить в память моего брата чтение Корана и благие дела", - сказал он везирю Дандану. И тот ответил: "Прекрасно то, что ты пожелал!" А затем царь велел разбить палатки на могиле своего брата и собрать тех, кто читает Коран, и одни стали читать, а другие поминали Аллаха до утра. А затем султан Дау-аль-Макан подошёл к могиле своего брата Шарр-Кана и пролил слезы и произнёс такие стихи:

"Его вынесли, и всяк плачущий позади него
Был сражён, как Муса, когда гора низверглась
И пришли к могиле, и мнилось нам, будто гроб его
В сердце каждого, чей господь един, закопан.
И не думал я, пока жив ты был, что увижу я,
Как уносится на руках людей гора Радва"
Никогда! И, прежде чем в землю ты закопан был,
Я не знал, что звезды зайти под землю могут"
И жилец могилы - он может ли быть заложником
В обиталище, где и блеск и свет сияют?
Похвалы ему оживить его обещали вновь,
Когда умер он, и как будто жив он снова.

А окончив свои стихи, Дау-аль-Макан заплакал, и все люди заплакали с ним, а потом он подошёл к могиле и бросился на неё, ошеломлённый, а везирь Дандан произнёс слова поэта:

"Оставивши тленное, достиг ты извечного,
И много людей, как ты, тебя обогнали ведь,
И был безупречен ты, покинувши мир земной,
И с тем, что обрыщешь ты в блаженстве, забудешь жизнь.
Охраною был ты нам от недругов яростных,
Лишь только стрела войны стремилась сразиться в бою,
Все в мире считаю я пустым и обманчивым!
Высоки стремленья тех, кто ищет лишь господа!
Так пусть же господь престола в рай приведёт тебя,
И место там даст тебе, в обители истинной!
Утратив тебя теперь, вздыхаю я горестно
И вижу - грустят восток и запад, что нет тебя".

И везирь Дандан, окончив свои стихи, горько заплакал, и из глаз его посыпались слезы, как нанизанные жемчуга, а затем выступил вперёд человек, бывший сотрапезником Шарр-Кана, и стал так плакать, что его слезы стали похожи на залив, и он вспомнил благородные поступки Шарр-Кана и произнёс стихотворение в пятистишиях:

"Где же дар теперь, когда длань щедрот под землёй твоя
И недуги злые мне сушат тело, как нет тебя?
О вожак верблюдов, да будешь рад ты! Не видишь ли,
Написали слезы немало строк на щеках моих?
Ты заметил их? Услаждают вид их глаза твои?
Поклянусь Аллахом, не выдам я мысли тайные
О тебе, о нет, и высот твоих не касалась мысль
Без того, чтоб слезы глаза мне жгли и лились струёй.
Но хоть раз один отведу коль взор, на других смотря,
Пусть натянет страсть повод век моих, когда спят они.

Когда этот человек окончил свои стихи, Дау-аль-Макан заплакал вместе с везирем Данданом, и воины подняли громкий плач, а затем они ушли в палатки, а султан обратился к везирю Дандану, и они стали советоваться о делах сражения.

И так они провели дни и ночи, и Дау-аль-Макан мучился заботой и горем, и однажды он сказал: "Я хочу послушать рассказы о людях, предания о царях и повести о безумных от любви - быть может, Аллах облегчит сильную заботу, охватившую моё сердце, и прекратит этот плач и причитания".

И везирь отвечал ему: "Если твою заботу облегчит только слушание рассказов о царях, диковинных преданий и древних повестей о безумных от любви и других, то это дело лёгкое, так как при жизни покойного твоего отца у меня не было иного занятия, кроме рассказов и стихов. И сегодня вечером я расскажу тебе о любящей и любимом, чтобы расправилась твоя грудь".

И когда Дау-аль-Макан услышал слова везиря Дандана, он стал ждать только прихода ночи, желая услышать, какие расскажет везирь Дандан предания. И когда подошла ночь, он велел зажечь свечи и светильники и принести нужные кушанья, напитки и курильницы, и ему принесли все это. А затем он послал за везирем Данданом, и когда тот пришёл, царь послал за Бахрамом, Рустамом, Теркашем и старшим царедворцем, и они явились. И когда все предстали перед ним, он обернулся к везирю и сказал ему: "Знай, о везирь, что ночь пришла и развернула и опустила на нас свои покровы, и мы хотим, чтобы ты рассказал нам, какие обещал, повести". - "С любовью и охотой", - сказал везирь..."

И Шахразаду застало утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто седьмая ночь

Когда же настала сто седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, призвав везиря, царедворца, Рустума и Бахрама, царь Дау-аль-Макан обернулся к везирю Дандану и сказал ему: "Знай, о везирь, что ночь подошла и развернула и опустила на нас свои покровы, и мы хотим, чтобы ты рассказал нам, какие обещал, повести". - "С любовью и охотой, - отвечал везирь. - Знай, о счастливый царь, что дошла до меня повесть о любящем и любимом и посреднике между ними, а также о чудесах и диковинках, с ними случившихся, и прекращает она заботу в сердцах и рассеивает горе, подобное горю Якуба. Вот она.

Повесть о Тадж-аль-Мулуке (ночи 107-136)

Был в минувшие время город позади гор Испаханских, называемый Зелёным городом, и был там царь по имени Сулейман-шах. И был он щедр, благодетелен и справедлив, прямодушен, достоин и милостив. И путники отовсюду шли к нему, и слава о нем распространилась во всех концах и странах света. И он провёл, царствуя, долгое время, в спокойствии и величии, но только не имел потомства и жён. И был у него везирь, близкий к нему по свойствам в отношении щедрости и даров, и случилось так, что в один день среди дней он послал за своим везирем и призвал его пред лицо своё и сказал: "О везирь, поистине стеснилась моя грудь и истомилось терпение и ослабела моя стойкость, так как я без жены и ребёнка, и не таков путь царей, правящих над людьми - и эмиром и бедняком, - ибо они радуются, оставив детей, и умножается ими число их и сила. Сказал пророк, - да благословит его Аллах и да приветствует: "Женитесь, плодитесь, размножайтесь: я буду хвалиться вами перед пародами в день воскресенья". Каково же твоё мнение, о везирь? Посоветуй мне какой-нибудь разумный способ".