И он задрожал, и у него застучали зубы, и он упал, покрытый беспамятством, и стал извиваться, как убитая змея, и когда Муавия услышал его слова и произнесённые им стихи, он воскликнул: "Преступил ибн аль-Хакам законы веры и обидел и посягнул на гарем мусульман...".
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала шестьсот девяносто третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда повелитель правоверных Муавия услышал слова бедуина, он воскликнул: "Преступил ибн аль-Хакам законы веры и обидел и посягнул на гарем мусульман". - "О бедуин, - сказал он потом, ты пришёл ко мне с рассказом, подобного которому я не слышал никогда!"
И он потребовал чернильницу и бумагу и написал Мервану ибн аль-Хакаму: "До меня дошло, что ты преступил против подданных законы веры, а надлежит тому, кто управляет, отвращать взоры от страстей и удерживать душу от наслаждений".
И после этого он написал длинное рассуждение, и между прочим там были такие стихи:
И затем он свернул письмо и, запечатав его своей печатью, позвал аль-Кумейта и Насра ибн-Зибана (а он посылал их с важными делами из-за их верности). И они взяли письмо и ехали, пока не вступили в аль-Медину.
И они вошли к Мервану ибн аль-Хакаму и приветствовали его и отдали ему письмо, осведомив его пололожении дел, и Мерван начал читать и плакать, а потом он пошёл к Суаде и рассказал ей обо всем. Он не мог перечить Муавии и развёлся с Суадой в присутствии аль-Кумейта и Насра ибн-Зибана и снарядил их, и вместе с ними Суаду, а затем Мерван написал Муавии письмо, в котором говорил:
И он запечатал письмо и отдал его посланным, и те ехали, пока не прибыли к Муавии, я тогда они отдали ему письмо, и халиф прочитал его и сказал: "Он отличился в повиновении и слишком распространился в похвалах этой женщине".
И халиф велел привести Суаду и, увидев её прекрасный образ, поразился, ибо подобного по красоте и прелести и стройности стана он не видывал. А обратившись к ней, он нашёл, что она красноречива языком и хорошо выражается. "Ко мне того бедуина!" - сказал он тогда. И бедуина приведи, и был он в устрашающем состоянии, так изменило его время. "О бедуин, - сказал ему Муавия, - будет ли тебе утешением, если я дам тебе взамен Суады трех невольниц - высокогрудых дев, подобных луне, и с каждой невольницей я дам тебе тысячу динаров и назначу тебе из казначейства столько в год, что тебе хватит и ты будешь богат?" И бедуин, услышав слова Муавии, издал, вопль, и Муавия подумал, что он умер, а когда он очнулся, халиф спросил его: "Каково твоё состояние?" - "Я в наихудшем состоянии и в сквернейшем положении. Я мекал защиты у твоей справедливости против несправедливости ибн аль-Хакама, у кого же мне искать защиты от твоей несправедливости?" - ответил бедуин.
И он произнёс такие стихи:
И потом он сказал: "Клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, если бы ты отдал мне все, чем ты управляешь в халифате, я бы не взял этого за Суаду!"
И он произнёс такой стих:
И Муавия сказал ему: "Ты признаешь, что развёлся с нею, и Мерван признает, что он развёлся с нею. Мы дадим ей выбрать - если она изберёт другого, мы выдадим её за него, а если она изберёт тебя, то передадим её тебе". - "Сделай так", - сказал бедуин. И Муавия спросил: "Что ты скажешь, Суада - кто тебе милее: повелитель ли правоверных с его благородством, величием, дворцами, властью, богатством и всем, что ты у него увидела, или Мерван ибн аль-Хакам с его несправедливостью и жестокостью, или же этот бедуин с его голодом и бедностью?"
И Суада произнесла такие стихи:
И потом она сказала: "Клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, я не такова, чтобы покинуть его из-за случайности времени и обмана дней. Ему принадлежит старая дружба, которой не забыть, и любовь, которая не износится, и мне всех достойнее терпеть с ним беды, как я вкусила с ним в радости".
И удивился Муавия её разуму, любви и верности и велел выдать ей десять тысяч дирхемов, и он отдал их бедуину, и тот взял свою жену и ушёл.
Рассказ о Дамре и его возлюбленной (ночи 693-695)
Рассказывают также, о счастливый царь, что Харун ар-Рашид однажды ночью томился бессонницей. И он послал за аль-Асмаи и Хусейном-аль-Хали и, призвав их, сказал: "Рассказывайте! И ты, о Хусейн, начинай". - "Хорошо, о повелитель правоверных, - ответил Хусейн. - В каком-то году спустился я в Басру, чтобы похвалить Мухаммеда ибн Сулеймана арРабии касыдой, и он принял её и приказал мне оставаться в Басре. И однажды я вышел на Мирбад и выбрал путь по улице аль-Махалия, и поразила меня сильная жара. И я подошёл к большим воротам, чтобы попросить напиться, и вдруг увидел девушку, подобную качающейся ветви, с томными глазами, вытянутыми бровями в овальными щеками, и была она в рубашке гранатового цвета и плаще из Сана, и великая белизна её тела одолевала красноту её рубашки, из-под которой поблёскивали две груди, подобные гранатам, и живот, точно свёрток коптской материи со складками, похожими на свитки белой бумаги, наполненные мускусом. И на её шее, о повелитель правоверных, была ладанка из червонного золота, которая спускалась между грудей, а на блюде её лба был локон, подобный чёрной раковине, и брови её сходились, глаза были огромны и щеки овальны, а нос - с горбинкой, и под ним были уста, как кораллы, и жемчужные зубы, и благовония как бы одолели её. И была эта девушка смущена и растеряна и расхаживала в проходе дома, то уходя, то приходя, и ступала по печени влюблённых, и её ноги делали немым звон её ножных браслетов. И была она такова, как сказал о ней поэт:
И я преисполнился к ней почтения, о повелитель правоверных, и приблизился к ней, чтобы её приветствовать, и вдруг почувствовал, что и дом, и проход, и улица пропитаны запахом мускуса. И я пожелал ей мира, и она ответила мне неслышным голосом, с сердцем, сожжённым пламенем любви, и я сказал ей: "О госпожа, я - старик, чужеземец, и меня поразила жажда. Не прикажешь ли ты дать мне глоток воды, за который ты получишь небесную награду?" - "Отстань от меня, о старец, - ответила девушка, - мне некогда думать о воде и пище..."