И я пошёл и пришёл к моему товарищу-портному и увидел, что, ожидая меня, он мучается, как на горячих сковородках. «Вчерашнюю ночь моё сердце было с тобою, – сказал он, – и я боялся, что тебя постигла беда от дикого зверя или чего другого. Слава Аллаху за твоё спасение!» И я поблагодарил его за его заботливость и пошёл в свою комнату и стал раздумывать о том, что со мной случилось, и упрекая себя за свою болтливость и за то, что толкнул ту нишу ногой.
И когда я так раздумывал, вдруг вошёл ко мне мой друг-портной и сказал мне: «О юноша, на дворе старик персиянин, который спрашивает тебя, и с ним твой топор и твой башмак. Он принёс их дровосекам и сказал им: „Я вышел, когда муэдзин призывал на утреннюю молитву, и наткнулся на эти вещи и не знаю, чьи они. Укажите мне, где их владелец?“ И дровосеки указали ему на тебя, узнав твой топор, и он сидит в моей лавке. Выйди же к нему, поблагодари его и возьми твой топор и твой башмак».
И, услышав эти слова, я побледнел и расстроился, и в это время земля в моей келье вдруг раздалась и появился персиянин, и оказалось, что это ифрит. Он пытал ту женщину крайней пыткой, но она ни в чем ему не призналась, и тогда он взял топор и башмак и сказал ей: «Если я Джирджис из потомства Ибдиса, то я приведу владельца этого топора и башмака!» И он пришёл с такой уловкой к дровосекам и вошёл ко мне и, не дав мне сроку, похитил меня и полетел и поднялся и опустился и погрузился под землёю, а я не сознавал самого себя. Потом он вошёл со мной во дворец, где я был, и я увидел ту женщину, которая лежала, растянутая между кольями и обнажённая, и кровь стекала с её боков. И из глаз моих полились слезы, а искрит взял эту женщину и сказал ей: «О развратница, не это ли твой возлюбленный?» Но женщина посмотрела на меня и сказала: «Я его не знаю и не видела его раньше этой минуты». – «И после такой пытки ты не признаешься!» – воскликнул ифрит. И женщина сказала: «Я в жизни его не видела, и Аллах не позволяет мне на него солгать». – «Если ты его не знаешь, – сказал ифрит, – возьми этот меч и сбей ему голову». И она взяла меч и подошла ко мне и встала у меня в головах, а я сделал ей знак бровью, и слезы текли у меня по щекам. И она поняла мой знак и мигнула мне и сказала: «Все это ты с нами сделал!» А я сказал ей знаками: «Сейчас время прощения», – и язык моего положения говорил:
И когда я окончил стихи, о госпожа моя, девушка выронила из рук меч и воскликнула: «Как я отрублю голову тому, кого я не знаю и кто мне не сделал зла? Этого не позволяет моя вера!» И она отошла назад, а ифрит сказал: «Тебе не легко убить твоего возлюбленного, так как он проспал с тобой ночь, и ты терпишь такую пытку и не хочешь признаться! Но лишь сходное сочувствует сходному!» После этого ифрит обратился ко мне и сказал: «О человек, а ты не знаешь эту женщину?» – «А кто она такая? – сказал я. – Я совершенно её не видел до этого времени». – «Так возьми меч и скинь ей голову, и я дам тебе уйти и не стану тебя мучить и удостоверюсь, что ты её совершенно не знаешь», – сказал ифрит. «Хорошо», – ответил я и, взяв меч, с живостью выступил вперёд и поднял руку. И женщина сказала мне бровью: «Я не погрешила перед тобой, – так ли ты воздашь мне?» И я понял, что она сказала, и сделал ей знак, означающий: «Я выкуплю тебя своей душой». А язык нашего положения написал:
И из моих глаз полились слезы, и я бросил из рук меч и сказали «О сильный ифрит и могучий храбрец! Если женщина, которой недостаёт ума и веры, не сочла дозволенным скинуть мне голову, как может быть дозволено мне обезглавить её, когда я её в жизни не видел? Я не сделаю этого никогда, хотя бы мне пришлось выпить чашу смерти и гибели». – «Вы знаете, что между вами было дело! – вскричал ифрит, – и я покажу вам последствия ваших дел!» И, схватив меч, он ударил женщину по руке и отрубил её и затем ударил по другой и отрубил её, и он отсек ей четыре конечности четырьмя ударами, а я смотрел на это и был убеждён, что умру. И женщина сделала мне знак глазами, как бы прощаясь, а ифрит воскликнул: «Ты прелюбодействуешь глазами!» – и, ударив её, отмахнул ей голову. После этого ифрит обратился ко мне и сказал: «О человек, по нашему закону, если женщина совершила блуд, нам дозволено её убить, а я похитил эту женщину в ночь её свадьбы, когда ей было двенадцать лет, и она не знала никого кроме меня, и каждые десять дней я на одну ночь приходил к ней и являлся в образе персиянина. И убедившись, что она меня обманула, я убил её, а что до тебя, то я не уверен, что ты обманул меня с нею, но я никак не могу оставить тебя невредимым. Выскажи же мне своё желание».
И я обрадовался до крайности, о госпожа, и спросил: «Чего же мне пожелать от тебя?» И ифрит ответил: «Выбирай, в какой образ тебя обратить: в образ собаки, осла пли обезьяны». И я сказал, жаждая, чтоб он простил меня: «Клянусь Аллахом, если ты меня простишь, Аллах простит тебя за то, что ты простил мусульманина, который не сделал тебе зла». И я умолял его упорнейше с мольбой и плакал перед ним и говорил: «Я несправедливо обижен». Но ифрит воскликнул: «Не затягивай со мною твои речи! Я не далёк от того, чтобы убить тебя, но я предоставляю тебе выбор». – «О ифрит, – сказал я, – тебе более подобает меня простить. Прости меня, как внушивший зависть простил завистнику». – «А как это было?» – спросил ифрит.