— Ну вот! Нажрались, теперь станут песни орать! — заявила одна из проснувшихся старушек. Всю капусту нашу сожрали, на месяц вперёд. Сволочи!
И действительно, далее были песни, была возня, был звон стаканов, и битая посуда: Исидор Яковлевич, Афанасий Яковлевич, Кирилл Яковлевич, Олег Яковлевич и Паша Эмильевич – буянили часов до двух ночи, причём они крепко набили морду, явившемуся невзначай к вечерней – Теодору Размахе, а так же его другу Стёпе.
Больше всех в потасовке усердствовал Паша Эмильевич, которому совершенно не понравилось, что Теодор, чем то напомнил ему – бездельника Карлсона – из мультфильма про тётеньку Фрекенбок – которой и сопереживал последний во время просмотра сказки – ещё в детстве.
Ровно в два часа пятнадцать минут ночи – входная дверь захлопнулась и гости удалились восвояси.
12. Ночь – тысяча вторая. В которой красные трусы – заменили – Алые паруса.
Смеркалось! Да, какое там смеркалось.
Близился рассвет! Да ну, какой там ещё рассвет, до него ещё почитай часа четыре. Так как же начать главу?
Ага! Была ночь, Николай спал на полу рядом с кроватью – ему снился сон: Впервые за много лет, яркий и радужный – не то, что те, которые сопровождали его в последние годы – наполненные занудной семейной неурядицей.
Ему снился берег, не то Крымский, не то Новороссийский. Много солнца, много воды и много красивых загорелых девушек в пляжных кружочках – Танечек, Леночек и возможно даже Галочек!
Как же было приятно это созерцать, вдохновляясь дивным воображением, свалившимся, словно из зазеркалья, в котором отражалось только прекрасное.
О, это ли не счастье, о котором он мечтал всю свою сознательную жизнь. Тёплый морской ветерок, навеявший с моря прекрасное настроение – трепал ему волосы и раздувал красные семейные труселя – словно алые паруса.
Он будто предчувствовал, что сегодня обязательно встретит свою Ассоль. Семейные труселя весело раздувались, и при каждом порыве ветра, словно хотели сорваться с его тощих ляжек, и умчаться в сторону резвившихся на берегу – прекрасных амазонок.
В одном шерстяном носке, он разудало шлёпал по самой кромке длиннющего морского пляжа, мелкая волна – то накатывалась ему под ноги, то отступала, приятно хлюпая в намокшем ботинке, надетом ещё в прошлую неделю – на вторую ногу – после бани.
«Что же я плавки то с собой не прихватил». — Думал про себя – Чудило. — А, девушки! Ах, какие тут девушки, пальчики оближешь!
Обычно в последнее время Николай сторонился приличных женщин. А возможно, это они его сторонились, да и понять их можно, ведь, по сути, кто он есть – обыкновенный зачуханный сорокалетний синяк – вечно пьяный, с мутным взглядом, красным носом, и с ярко выраженным шрамом под левым глазом. Далее шрам переходил в заманчивую складку по горбинке кривого носа, сломанного ещё в эпоху надвигающейся перестройки, в восьми круговой очереди вокруг универсама, за одной-единственной бутылкой портвейна.
Но, издалека, метров с двести, Николай выглядел очень даже достойно, и это подмечали многие его кореша, а с метров триста – он и вообще был просто красавчик!
Ну, да оставим это, и вновь окунёмся с головою в воды самого Чёрного моря:
И вот когда, в очередной раз вынырнув из пен морских, с Чудилой случилось чудо! Он увидел её! И сразу всё понял – это и есть та самая Ассоль!
Она стояла на камешке – совершенно нагая, и ждала его! В левой руке она держала бутылку – Русской, а в правой бутылку Сибирской!
И уже, не в силах сдержать эмоции – Чудило восстал из водной пучины, а его красные труселя – наполнились ветром и дунули ей навстречу! Стремительно! Молниеносно! Словно в трамвае – переведя ручку реверса на… Полный вперёд – он еле поспевал за ними!.
И вот она встреча! Банальная! Но, такая прекрасная, всё оттеняющая от себя! Преображающаяся! Скоропалительно-превосходная! Как удар молнии – пронзительная! Как гром среди ясного неба – оглушительный до бесчувствия!
Хрупкая девчонка – обхватили его, подняла на руки, и понесла! Высоко приподняв над бытием – это костлявое, но уже с приличным животиком тельце. Она щекотала его лобком! А он громко хихикал, переходя на, полную ржачку, и наслаждался – совершенно не свойственной ему – телячьей нежностью, переходящей в непомерную лошадиную радость! Успевая иногда что-то, даже крякнуть из себя – типа: