При мысли о том, что с ним произошло, Николай чуть не расплакался, и только стальной характер героя, смог предотвратить – подступавшие было к горлу первичные спазмы удушья.
Осознание того что он, Чудила – прошедший огни и воды, переплывший моря и океаны, проползший улицы и дворы, переспавший в канавах и помойках, вынужден теперь заниматься – и этим, приводило его в ужас.
— Всех на куски покусаю! Твою мать! Не дай Бог, ещё и залететь – вот будет потеха!
14. В гостях у Исидора Яковлевича.
Исидор Яковлевич, принял Николая – душевно! Крепко обняв, и прижав некрепкого друга к своей широкой, надёжной груди – вознаградив трёхкратным поцелуем по-русски, два раза промазал – угодив в деревянную дверную стойку.
Николай по обычаю, сразу раскатил по рюмкам – свежо-откупоренный пузырёк, взятый у достойного барыги, на углу улицы Бармалеева, по схожей утренней цене, ещё без горбачёвских вечерних наценок, и выложил Исидору – всё как есть.
Исидор Яковлевич, был единственным другом Чудилы, кому тот, мог доверить и рассказать практически обо всём. Имея при этом стопроцентную гарантию, на то, что Исидор, никогда и никому – об этом даже не заикнётся, так как минут через пятнадцать, и сам забудет про всё окончательно, в виду своего – окончательно пропитого сознания.
И как это было не тяжело, но Николай рассказал даже про ложку, которую ему вонзили – по самые помидоры к завершению самого проекта.
Но, к сожалению, про тот злополучный вчерашний вечер, Исидор Яковлевич совершенно ничего не помнил, и лишь глупо улыбался, да удивлённо вертел косматой шевелюрой, что означало, в общем-то, совершенно не то – а то, что горячительное хорошо укладывалось на старые дрожжи.
— Это знак! — неожиданно заявил Исидор Яковлевич. — Без всякого сомнения – знак!
— Какой ещё знак!? — испугался Чудило.
— Фирменный! — Заканчивая размышления, округлил событийный ряд косматый, — Ложка! Она то и есть фирменный знак – банды!
— Не понял?
— Да чего тут понимать-то, вот, мол – если «ложка» - значит, руки к верху и не рыпаться, дабы ужас ввести в сознание – понял?
— А-а-а-а-а-а-а! — протянул Николай.
Что означало, толи стон, толи то, что он всё-таки – кое-что, да всё-таки понял.
А когда они были уже крепко подпиты, Николай обнял друга за шею, и совершенно позабыв, зачем приходил – задал другу самый важный для себя вопрос, который собственно он и раньше задавал – систематически, ибо вопрос был наиважнейший:
— Исидор! Ты меня уважаешь!?
А тот, вместо ответа – схватился за низ живота, и убежал в туалет. А когда вернулся, то Николай, долго не раздумывая, бросился на грудь другу, и припав губами к его щеке – надолго застыл в продолжительном товарищеском поцелуе.
Настолько надолго, что Исидор Яковлевич всё-таки не выдержал и постарался кое-как оторвать от себя присосавшееся существо.
Оказалось, что Николай просто уснул, беспокойная ночь давала о себе знать.
Далее последовал, другой вопрос, ещё более прямой, ещё более дерзкий:
— Ну, так я жду! — вновь потребовал Николай, — ответа на поставленный мною вопрос!
Исидор Яковлевич, естественно не помнил того вопроса, на который Николай так ждал ответа – но зная занудный характер своего непотребного собутыльника, и то что тот, уже не отвяжется, решил принять всё, и не спорить. Поэтому проведя своей мясистой лапкой по косматой шевелюре, закивал, и произнёс:
— Согласен!
Сам Николай, тоже уже забыл, какой вопрос он задавал другу, но видя, что тот кивнул утвердительно – добродушно расплылся вширь стола сорокаградусной счастливой улыбкой. Консенсус был найден.
15. Ночь – тысяча третья. В которой Чудило отказался даже от нового корыта.
Как возвернулся домой, Чудило не помнил, но зато отчётливо помнил, что на этот раз, он дошёл до самой кровати, и брякнулся в тряпки – вовсе не раздеваясь, как впрочем, и всегда, когда был пьян.
Смеркалось. По радио, предупредили о штормовом ветре – но этого Николай уже не слышал, ибо сон, к тому времени – уже овладел им - основательно.
И только форточка хлопала, не переставая, да волна, сорвавшаяся с Северного моря, пронеслась по Балтике, выкатившись огромным потоком на берег Финского залива – и прокатив по устью Невы с грохотом разлетелась – о стену Петропавловской крепости.