Я плакал очень горько, и когда хозяин кааха ушел от меня, то я был так огорчен, что прохворал два дня. Вдруг на третий день ко мне пришел хозяин кааха с полицейскими и снова стал обвинять меня в краже ожерелья. Я вышел к ним и сказал:
– Это еще что за новости?
В ответ на это мне привязали назад руку и, надев цепь на шею, сказали:
– Ожерелье, которое ты продавал, оказалось принадлежащим губернатору, визирю и правителю Дамаска. Три года тому назад оно исчезло у него из дому вместе с его дочерью.
Услыхав это известие, я весь задрожал и подумал: «Меня убьют! Смерть моя неизбежна! Клянусь Аллахом! Всего лучше мне самому рассказать всю историю губернатору, и он может убить меня, может и помиловать.
Когда мы пришли в дом губернатора и меня поставили перед ним, он спросил меня:
– Это ты украл ожерелье и пошел продавать его? А ведь руку-то тебе отрубили напрасно.
Он приказал арестовать начальника рынка и сказал ему:
– Дай этому человеку вознаграждение за потерю руки[133], или я повешу тебя и возьму все твое имущество.
Тут он позвал своих служителей, которые схватили начальника рынка и увели.
Я остался с губернатором с глазу на глаз, после того как с его разрешения с меня сняли оковы и развязали мне руку. Губернатор посмотрел на меня и сказал:
– О сын мой! Расскажи мне свою историю и говори правду. Каким образом ожерелье это попало к тебе?
– О господин мой, – отвечал я, – я скажу тебе всю правду.
– Я рассказал ему все, что случилось со мной, как одна девица привела мне другую и из ревности убила ее.
Услыхав это, он покачал головою и, закрыв лицо платком, заплакал. Затем, взглянув на меня, он продолжал:
– О сын мой, знай, что старшая девица была моя дочь: я держал ее взаперти, и когда она достигла таких лет, что ей можно было выйти замуж, то я выдал ее за сына ее дяди в Каир; но он умер, и она вернулась ко мне, переняв развратные привычки этого города[134]. Таким образом она была у тебя три раза и на четвертый привела свою младшую сестру. Они были родные сестры от одной и той же матери и очень любили друг друга, и когда то, что ты рассказываешь, случилось со старшей сестрой, она передала свою тайну младшей, которая спросила у меня позволения пойти с нею, после чего старшая сестра вернулась одна, и когда я стала допрашивать ее, то она только плакала и говорила, что ничего о ней не знает, но потом она рассказала свою тайну матери и сообщила о том, как она совершила убийство, а мать передала мне. Она же постоянно плакала о ней и говорила: «Клянусь Аллахом, я не перестану до самой смерти плакать о ней». Твой рассказ, о сын мой, совершенно верен, и все это дело я знал прежде, чем ты рассказал мне его. Вот видишь, сын мой, что вследствие этого случилось. Теперь я попрошу тебя не противиться моему желанию, и вот какому именно: я хочу женить тебя на своей младшей дочери, родившейся не от матери первых двух. Она еще девушка, приданого мне от тебя не нужно, я даже назначу тебе содержание, и ты будешь мне вместо родного сына.
– Пусть будет по-твоему, господин мой, – отвечал я. – И мог ли я надеяться на такое счастье?
Губернатор тотчас же послал нарочного, чтобы привезти имущество, оставленное мне отцом, так как после моего отъезда он умер, и теперь я живу в довольстве.
– Я очень удивился, услыхав эту историю, – продолжал еврей, – и, пробыв с ним три дня, я получил от него крупную сумму денег и поехал путешествовать. Прибыв сюда, я нашел, что здесь очень хорошо, и остался жить, пока не случилась со мною история с горбуном.
Царь, услыхав эту историю, сказал:
– Нет, рассказ твой менее занимателен, чем история горбуна, и все вы должны быть повешены, а в особенности портной, причина всего несчастья. О портной! – прибавил он затем, – если ты расскажешь мне что-либо более занимательное, чем история горбуна, то я прощу вам всех.
После этого портной выступил впереди и таким образом начал свой рассказ:
История, рассказанная портным
– Знай, о царь веков, что событие, случившееся со мной, гораздо удивительнее всего того, что случилось с другими. До встречи моей с горбуном я был рано утром в гостях на пиршестве, данном некоторым мне знакомым купцом. На этом пиршестве были и портные, и продавцы полотен, и плотники, и другие. С восходом солнца нам подали угощение, и к нам вошел хозяин дома в сопровождении незнакомого красивого молодого человека, уроженца Багдада. Он был одет в платье необычайной красоты и сам обладал привлекательной наружностью, но был только хром. Когда он вошел и поклонился нам, мы все встали. Он же, собираясь сесть, заметил между нами цирюльника и сесть отказался, выразив желание уйти от нас. Но как мы, так и хозяин дома остановили его и заставили занять место. Хозяин же обратился к нему с такими словами:
133
Магометанский закон допускает возмездие за нанесенные преднамеренно раны и увечья, точно так же, как и за убийство. За преднамеренные увечья закон позволяет брать денежное вознаграждение. Лишение человека какого-нибудь единственного члена, как, например, ног, равносильно цене всей крови, как бы убийства. За раны и увечья, нанесенные женщине, берется вдвое дешевле, чем за такие же раны, нанесенные мужчине. Точно так же цена за раны свободному человеку не одинакова с ценой за раны рабу. Лишение человека одного из пяти чувств равносильно с убийством.
134
Женщины Востока гораздо развратнее и распущеннее женщин цивилизованного мира. Так говорят их соотечественники и иноземцы.