Выбрать главу

И царь исправлял правосудие, и назначал на должности, и смещал с них, и подписывал приказы, и занимался текущими делами, и так до самого конца дня. Потом диван закрылся, и царь вернулся во дворец.

И когда наступила

ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,

он пришел к Шахерезаде, и, когда он побыл с нею, юная Доньязада поднялась с ковра и сказала:

— Я прошу тебя, о сестра, расскажи нам конец восхитительного рассказа о прекрасном Гассане Бадреддине и жене его, дочери его дяди Шамзеддина! И вот на каких словах ты остановилась вчера: «Тогда бабушка бросила на евнуха Саида сердитый взгляд и сказала ему…» Так что же она ему сказала?

И Шахерезада улыбнулась сестре и ответила так:

— Да, конечно, со всем сердцем и всей душой я согласна досказать этот рассказ, но не раньше чем получу на то разрешение от этого благородного царя!

Тогда царь, который ждал с нетерпением конца рассказа, сказал Шахерезаде:

— Ты можешь продолжать!

И она сказала:

Я слыхала, о счастливый царь, что бабушка Аджиба рассердилась и бросила на евнуха недовольный взгляд и сказала ему:

— О горе, неужели же ты развратил этого мальчика? Как осмелился ты ввести его в лавку поваров и пирожников?

При этих словах бабушки Аджиба евнух перепугался и поспешил отклонить это обвинение, сказав:

— Мы не входили в эту лавку, мы только прошли мимо нее.

Однако упрямый Аджиб воскликнул:

— Клянусь Аллахом, мы вошли в лавку и ели там пирожные! — и добавил с лукавой улыбкой: — И повторяю тебе, бабушка, они были гораздо лучше тех, которыми ты угостила нас!

Тогда бабушка окончательно вышла из себя и отправилась, ворча, к своему зятю-визирю, которому не преминула передать о великом проступке подлеца евнуха. И она так сильно восстановила визиря против Саида, что Шамзеддин, который от природы был очень вспыльчив и постоянно кричал на своих людей, тотчас же отправился со своей невесткой в ту палатку, где находились Аджиб и евнух.

И визирь закричал:

— Саид, входил ты или не входил с Аджибом в лавку пирожника?

И евнух, дрожавший от страха, отвечал визирю:

— Нет, мы не входили в лавку!

Но лукавый Аджиб воскликнул:

— Конечно, входили! А что касается того, что мы ели там, то ха-ха, бабушка! — все это было так вкусно, что мы наелись по горло, и потом пили восхитительный шербет! О Аллах, какой вкусный шербет! И славный пирожник не пожалел сахару, как наша бабушка!

Тогда гнев визиря удвоился, и он повторил тот же вопрос евнуху, но евнух стоял на своем.

Тогда визирь сказал ему:

— Саид, ты бессовестный лгун! И у тебя хватает смелости уличать во лжи этого ребенка, который, несомненно, говорит правду. Впрочем, я согласен поверить тебе, если ты съешь все содержимое этой чаши, приготовленной моей невесткой. Тогда у меня будет доказательство того, что ты не ел ничего.

И Саид, несмотря на то что желудок его был переполнен благодаря гостеприимству Гассана Бадреддина, согласился подвергнуться этому испытанию. И он присел перед чашей и смело принялся за нее. Но при первом же глотке он должен был остановиться, так как был сыт по горло; и он выплюнул взятый в рот кусочек, ибо не мог проглотить его. Но он поторопился сказать, что накануне в палатке вместе с другими рабами он так сильно наелся, что у него сделалось расстройство желудка.

Однако визирь тотчас же сообразил, что евнух действительно был в этот день у пирожника. И он приказал рабам разложить его на земле и бросился на него и начал наносить ему тяжкие удары изо всех своих сил. Тогда евнух начал молить о пощаде, все время продолжая кричать:

— О повелитель мой, это от вчерашнего у меня расстроен желудок!

И поскольку визирь почувствовал себя утомленным от этих ударов, он остановился и сказал Саиду:

— Ну! Теперь говори правду!

Тогда евнух сознался и сказал:

— Хорошо, о повелитель мой, вот в чем истина! Мы действительно вошли на базаре в лавку пирожника! И никогда в моей жизни я не ел такого прекрасного пирожного! И как я несчастен, что после него я вынужден был отведать этого противного блюда! О Аллах, как оно противно!

И визирь громко рассмеялся, позабавленный словами Саида, но бабушка не могла долее сдерживать своей досады и, возмущенная до глубины души, воскликнула:

— Ах ты, наглый лгун! Ведь все это сочинено им! Хорошо, иди же теперь и принеси нам это чудесное блюдо твоего пирожника! Да, разрешаю тебе взять фарфоровую чашу и принести нам эту необыкновенную смесь! И вот когда ты принесешь ее, мы сравним, по крайней мере, работу твоего пирожника с моей! И пусть зять мой будет судьей!