В это время старый визирь, тесть Нуреддина, умер, и Нуреддин устроил ему пышные похороны и шел в погребальном шествии вместе со всеми знатными людьми страны.
Тогда Нуреддин всецело посвятил себя воспитанию своего сына. Он пригласил одного ученого, самого сведущего в законах, религиозных и гражданских; и ученый этот приходил каждый день в дом визиря и занимался с Гассаном Бадреддином и постепенно, шаг за шагом посвятил его в законы Аль-Корана, и юный Гассан вскоре дошел до того, что знал наизусть весь Аль-Коран. После этого старый ученый еще долгие годы продолжал обучать своего ученика, прививая ему разные полезные знания. И Гассан продолжал развиваться, и красота его и грация достигли высшего совершенства, как сказал поэт:
В течение всего этого времени молодой Гассан Бадреддин ни на минуту не покидал дворца своего отца Нуреддина, потому что старый ученый требовал величайшего внимания к своим урокам. Но когда Бадреддину исполнилось пятнадцать лет и старый ученый передал ему все свои знания, отец дал ему самое лучшее из всех своих платьев, усадил его на самого красивого из своих мулов и отправился с ним в сопровождении многочисленной свиты к дворцу султана. И когда они шествовали по улицам Басры, все жители пришли в восторг от несравненной красоты юноши, его стройности и его изящных манер, и все восклицали:
— О Аллах, что за красота! Смотрите, какая луна! Да охранит его Аллах от дурного глаза!
И так продолжалось все время, пока Бадреддин и его отец не прибыли во дворец султана. И когда султан увидел юного Гассана, он был так поражен его красотой, что потерял дыхание и некоторое время не мог прийти в себя. Потом он подозвал юношу к себе и полюбил его, и сделал своим любимцем, и осыпал своими милостями, и сказал отцу его Нуреддину:
— Визирь, ты должен каждый день присылать его ко мне, ибо я чувствую, что не в силах жить без него!
И визирь Нуреддин вынужден был ответить:
— Слушаю и повинуюсь!
Но в то время как Гассан Бадреддин сделался другом и фаворитом султана, Нуреддин, отец его, серьезно заболел и, чувствуя, что Аллах скоро призовет его к Себе, потребовал к себе своего сына и, сделав свои последние распоряжения, сказал ему:
— Знай, о дитя мое, что мир сей только временная обитель, а мир будущий вечен! И, покидая этот мир, я хочу дать тебе несколько добрых советов; ты же выслушай их внимательно и запечатли их в сердце своем!
И Нуреддин собрал все свои силы и посвятил Гассана Бадреддина во все правила житейской мудрости, поучающие, как жить в обществе себе подобных и ориентироваться в жизни.
После этого Нуреддин вспомнил о брате своем Шамзеддине, визире египетском, и о своей родине, и о родных своих, и друзьях в Каире; и он не мог удержать слез своих при мысли, что ему не привелось увидеться с ними перед смертью. И он сказал своему сыну:
— Дитя мое, запомни хорошенько мои слова, ибо они имеют важное значение. Знай же, что у меня в Каире есть брат по имени Шамзеддин. Это твой дядя, и к тому же визирь египетского султана. Мы когда-то немного повздорили, и я поселился здесь, в Басре, без его ведома и согласия. И вот я хочу продиктовать тебе мои последние распоряжения по этому поводу. Возьми же лист бумаги, калям и пиши под мою диктовку.
Тогда Гассан Бадреддин взял лист бумаги, вынул из-за пояса письменный прибор, выбрал из коробочки самый лучший очиненный калям, опустил его в пропитанную чернилами вату, находившуюся внутри прибора, потом он сел, положил лист бумаги на свою левую ладонь и, держа калям в правой руке, сказал своему отцу Нуреддину: