— Клянусь Аллахом, о сестра моя, и уверяю тебя, она еще прекраснее этого юноши! Впрочем, ты можешь пойти со мною посмотреть на нее. Это совсем нетрудно. И мы воспользуемся случаем лишить гнусного горбуна обладания этим дивным телом. Эти два юные создания достойны друг друга, и они так походят друг на друга, что их можно принять за родных брата и сестру или по крайней мере за двоюродных. Что за беда, если этот горбун не соединится с Сетт эль-Госн!
Тогда джинния ответила:
— Ты прав, брат мой. Да, мы перенесем на руках спящего юношу и соединим его с молодой девушкой, как ты предлагаешь. Таким образом мы сделаем доброе дело, и, кроме того, мы хорошенько посмотрим, кто из двух более прекрасен!
И джинн отвечал:
— Слушаю и повинуюсь, ибо слова твои полны здравого смысла и вполне справедливы. Идем же!
И джинн взял молодого человека к себе на спину и полетел, сопровождаемый джиннией, которая помогала ему, чтобы они могли лететь как можно скорее; и вот оба они, нагруженные таким образом, прибыли в Каир. И тут они сняли с себя прекрасного Гассана, все время спавшего, и положили его на скамейку одной из улиц, перед дворцом, который был полон народа; и затем они исчезли.
Гассан проснулся и пришел в крайнее изумление, увидев, что он уже не в усыпальнице, на могиле отца, в Басре. Он посмотрел направо, и он посмотрел налево. Все было ему незнакомо. Это был город, совершенно непохожий на Басру. И все это было так для него неожиданно, что он уже открыл рот, чтобы закричать, но в это время он увидел перед собой человека очень большого роста и бородатого, который подмигивал ему, как будто говоря, чтобы он не кричал.
И Гассан послушался его. И этот человек (а это был джинн) дал ему зажженную свечу и приказал ему смешаться с толпой народа, в которой все держали в руках свечи, зажженные для свадебного торжества, и сказал ему:
— Знай, о юноша, что я джинн правоверных! Это я перенес тебя сюда во время твоего сна. И город этот — Каир. Я перенес тебя сюда, ибо желаю тебе добра и желаю оказать тебе безвозмездно услугу единственно из любви к Аллаху и ради твоей красоты. Возьми же эту зажженную свечу, вмешайся в толпу и иди с нею к тому хаммаму, который ты видишь. И вскоре оттуда выйдет маленький горбун и направится к дворцу, а ты следуй за ним. Или лучше иди рядом с горбуном, который и есть новобрачный. Войди вместе с ним в этот дворец, вступи в большую залу собраний и становись по правую руку горбуна, новобрачного, как будто ты принадлежишь к этому дому. И каждый раз, как только ты увидишь, что к вам приближается музыкант, или танцовщица, или певица, опускай руку в карман, и благодаря моим заботам ты его всегда найдешь полным золота; и ты бери золото полной горстью без раздумья и бросай его небрежно всякому. И не опасайся недостатка в золоте — я буду его пополнять. И ты будешь давать горсть золота всякому, кто только к тебе приблизится. И прими уверенный вид, и не бойся ничего! И тебе поможет Аллах, Который создал тебя таким красавцем, и я, поскольку я люблю тебя. Впрочем, все, что произойдет, произойдет по воле и могуществу Всевышнего Аллаха.
И с этими словами джинн исчез.
Тогда Гассан Бадреддин из Басры, выслушав эти слова джинна правоверных, сказал себе: «Что может означать все это? И о какой это услуге говорит мне этот удивительный джинн?»
Но, не останавливаясь более на подобных вопросах, он пошел и зажег свою свечу, которая потухла, о свечу одного из приглашенных и подошел к хаммаму в ту самую минуту, когда горбун, приняв ванну и одетый во все новое, уже садился на лошадь.
Тогда Гассан Бадреддин из Басры смешался с толпой и, пробираясь тут и там, очутился во главе шествия, рядом с горбуном. И тогда красота Гассана явилась всем во всем ее дивном блеске. Ибо Гассан был в том самом роскошном платье, в котором он ходил по Басре: на голове у него была шапочка — тарбуш[75], — обернутая в великолепный шелковый тюрбан, вышитый золотом и серебром и свернутый по моде, принятой в Басре; и его верхнее платье было выткано шелком с примесью золотых нитей. И все это еще более возвышало его величественный вид и его красоту.
И каждый раз, как какая-нибудь певица или танцовщица отделялась во время шествия от группы музыкантов, игравших на разных инструментах, и приближалась к нему перед самим горбуном, Гассан Бадреддин опускал руку в карман и вынимал ее оттуда полной золота, и он разбрасывал это золото вокруг себя целыми пригоршнями и клал целые пригоршни золота на тамбур[76] с бубенчиками молодой танцовщицы или молодой певицы, и так каждый раз; и все это он делал с несравненным изяществом и грацией. И тогда все женщины, так же как и вся толпа, пришли в полное изумление и были очарованы его красотой и приятным обращением.
75