Поспеши же и с полным усердием исполни наш приказ!
Уассалам!»
И по приказу халифа тотчас же отправился в Дамаск посланец, и так спешил, что явился туда через восемь дней, а не через двадцать или более. Когда султан Могаммад получил письмо халифа, он приложил его к губам и ко лбу, а прочитав, немедленно привел приказ халифа в исполнение. И он велел глашатаям ходить по городу и кричать: «Пусть те, кто хочет грабить, идут к дому Ганема бен-Эйюба и грабят, как им угодно!»
И тотчас же сам султан со своею стражей направился к дому бен-Эйюба и постучался у дверей, а молодая сестра Ганема, Фетна, прибежала отворять и спросила:
— Кто там?
А он ответил:
— Это я!
Тогда она отворила, а так как никогда не видала султана Могаммада, то сейчас же закрыла лицо свое уголком головного покрывала и побежала предупредить мать.
В это время мать Ганема сидела под куполом гробницы, которую велела построить в память сына своего Ганема, считая его умершим, так как целый год ничего о нем не слышала. Она была вся в слезах, не пила и не ела ничего. И сказала она дочери, чтобы та впустила султана Могаммада, и он вошел в дом, подошел к гробнице, увидел плачущую мать Ганема и сказал ей:
— Я пришел за твоим сыном Ганемом, чтобы отправить его к халифу.
Она же отвечала:
— Ах, я несчастная! Сын мой Ганем, плод чрева моего, ушел от меня и сестры своей вот уже больше года, и мы не знаем, что с ним сталось!
Тогда султан Могаммад, который был человек великодушный, не мог не привести в исполнение приказ халифа; он немедленно велел ограбить весь дом, взять ковры, фарфоровые сосуды и драгоценные вещи, потом велел разрушить самый дом и перенести все его камни за город.
Затем, несмотря на то что это ему было противно, приказал раздеть догола мать Ганема и прекрасную молодую Фетну, сестру его, и выставить их напоказ всему городу на три дня, а потом выгнать из Дамаска. И таким образом благодаря злопамятству халифа Фетна и мать ее были изгнаны из Дамаска.
Что до Ганема бен-Эйюба эль-Могина эль-Масслуба, то, выйдя из Багдада, он шел и плакал до тех пор, пока сердце его не истерзалось; и шел он целый день, не принимая ни пищи, ни питья; и голод и печаль ослабили его. Наконец, умирая от усталости, он дошел до селения и, войдя во двор мечети, упал в изнеможении на циновку и прислонился к стене. Так пробыл он без чувств, с беспорядочно бьющимся сердцем до утра и не имел сил сделать движение и попросить что-нибудь. Утром жители селения пришли в мечеть помолиться и увидели его лежащим без чувств; они поняли, что он страдает от голода и жажды, принесли ему горшочек с медом и два хлеба; потом напоили его, дали ему рубашку без рукавов, правда худую, заплатанную и полную вшей. Затем они спросили его:
— Кто ты и откуда, чужеземец?
Ганем открыл глаза, взглянул, но не мог выговорить ни одного слова; он мог только заплакать в ответ. Они постояли вокруг него некоторое время, но наконец разошлись, и каждый принялся за свою работу.
От горя и лишений Ганем заболел и продолжал лежать на старой циновке в мечети целый месяц; тело его ослабело, лицо изменилось в цвете; блохи и клопы ели его; и был он так жалок, что однажды молельщики в мечети решили отвезти его в багдадскую больницу, так как нигде в других местах не было больницы. И вот они пошли за верблюдом и за погонщиком и сказали погонщику:
Выйдя из Багдада, он шел и плакал до тех пор, пока сердце его не истерзалось; и шел он целый день, не принимая ни пищи, ни питья.
— Положи этого больного молодого человека на спину верблюда, отвези в Багдад и оставь у дверей больницы; перемена воздуха и лечение в больнице наверное помогут ему. А мы заплатим тебе, погонщик, что следует за верблюда и за труд!
Погонщик ответил:
— Слушаю и повинуюсь!
Потом при помощи присутствующих он поднял Ганема вместе с циновкой, на которой тот лежал, взвалил его на спину верблюда и привязал. В ту минуту, как погонщик собирался уже пуститься в путь, а Ганем оплакивал свое жалкое состояние, две очень бедно одетые женщины, стоявшие в толпе зрителей, увидели больного и сказали:
— Как этот бедный больной похож на нашего Ганема! Но не может быть, чтобы это был он, этот человек худой, как тень!
И обе женщины, покрытые пылью и только что пришедшие в то место, стали плакать, думая о Ганеме, потому что это были именно его мать и сестра Фетна, изгнанные из Дамаска и шедшие в Багдад.
А погонщик сел на осла и, взяв верблюда за повод, направился к Багдаду.