Тогда мукаддем схватил меня, ибо Аллах отвернулся от меня, и снял с меня всю одежду и нашел на мне кошелек, который был действительно из голубого шелка. И вали взял кошелек и сосчитал деньги и нашел, что в нем двадцать золотых динариев, как и заявил ему всадник.
Тогда вали, рассердившись, позвал своих стражей и людей, сопровождавших его, и сказал им:
— Подведите ко мне этого молодого человека! — Тогда меня подвели к нему, и он сказал мне: — Молодой человек, ты должен сказать правду. Скажи, признаешь ли ты, что этот кошелек украден тобою?
Тогда, смущенный всем этим, я поник головой и подумал: «Если я скажу, это не я, — мне не поверят, потому что нашли на мне кошелек. Если же я скажу, да, это я украл его, — я сам предам себя в их руки».
Но наконец я решился признаться во всем и сказал:
— Да, это я украл его!
Когда вали услышал эти слова, он крайне удивился и призвал свидетелей и заставил меня повторить в их присутствии эти слова. И вся эта сцена происходила у Баб-Зауйлата.
Тогда вали приказал своему палачу отрубить мне руку. И палач отрубил мне правую руку. И при виде этого всадник сжалился надо мною и ходатайствовал перед вали, чтобы он не лишал меня другой руки. И вали согласился на эту милость и удалился. И люди, стоявшие здесь, сжалились надо мною и дали мне выпить стакан вина, чтобы я подкрепился, потому что я потерял много крови и был очень слаб. Что касается всадника, то он подошел ко мне и протянул мне кошелек и вложил его в мою руку, и сказал мне:
— Ты юноша благородного происхождения, и ремесло вора неприлично для тебя, мой друг.
И я принял кошелек и проговорил следующие стихи:
И всадник оставил меня и уехал, заставив меня принять кошелек. И я также удалился оттуда и перевязал себе обрубленную руку платком и спрятал ее в рукав моего платья. И лицо мое было очень бледно, и я был очень опечален всем случившимся со мной.
И, не соображая хорошенько, куда я иду, я направился в сторону дома моей возлюбленной. И, придя к ней, я бросился на кровать, совершенно обессиленный. И молодая девушка, видя мою бледность и изнурение, сказала мне:
— Скажи, что с тобою? И почему так изменился цвет твоего лица, и почему оно так бледно?
И я отвечал ей:
— У меня болит голова, и я не совсем здоров.
При этих словах она очень опечалилась и сказала мне:
— О господин мой, не отягчай моего сердца! Присядь, умоляю тебя, поверни ко мне свое лицо и скажи мне, что случилось сегодня с тобою! Потому что я читаю многое на твоем лице!
И я отвечал ей:
— Умоляю тебя, избавь меня от необходимости отвечать на твои вопросы!
Тогда она заплакала и сказала мне:
— Ах, теперь я прекрасно вижу, что мне нечего больше давать тебе, и что ты пресыщен моими ласками, и что я надоела тебе, потому что ты совсем не такой со мною, как обыкновенно.
И она залилась обильными слезами, и слезы ее прерывались вздохами, и время от времени она останавливалась и повторяла свои вопросы, на которые я не отвечал ей, и так продолжалось до самой ночи. И когда наступила ночь, нам принесли ужин и подали, по обыкновению, разные блюда. Но я отказался от еды, потому что стыдился брать пищу левой рукой и боялся, чтобы она не спросила меня, почему я не ем правой рукой.
И я сказал ей:
— Мне совсем не хочется есть.
Тогда она сказала мне:
— Видишь, я была права. Скажи, что приключилось сегодня с тобой, и чем ты так огорчен и расстроен, и почему твое сердце и душа в печали?
И тогда я наконец сказал ей:
— Сейчас я расскажу тебе все, но постепенно и осторожно.
При этих словах она сказала мне более веселым тоном, протягивая мне кубок с вином:
— Ну, друг мой, изгони из своей души печальные мысли! Вот это рассеет твою тоску. Выпей же этого вина, и потом ты расскажешь мне, в чем твое горе.
И я отвечал ей:
— Если ты непременно желаешь этого, тогда поднеси этот кубок своими руками к моим устам!
И она поднесла этот кубок к моим устам и наклонила его и заставила меня выпить из него. Потом она снова наполнила его и протянула мне. Тогда я сделал усилие над собою и протянул левую руку и взял у нее кубок. Но я не мог сдержать слез и произнес следующие строки: