— Выслушав эту историю, — продолжал цирюльник перед пирующими, — историю, которую я рассказал халифу Мустансиру Биллаху, халиф начал страшно смеяться и сказал мне: «В самом деле, о Самет! Ты говоришь очень мало и чрезвычайно далек от нескромности, любопытства и других дурных качеств. Однако — и я имею свои основании на это — требую, чтобы ты немедленно покинул Багдад и отправился в какие-нибудь другие места. И поспеши сделать это!»
И таким образом халиф изгнал меня совершенно несправедливо, даже не сказав мне ни слова о причине такого наказания.
Тогда я, о господин мой, пустился путешествовать по разным странам и в различных климатах, пока не узнал о смерти Мустансира Биллаха и о воцарении преемника его, халифа аль-Мустасима[41]. Тогда я вернулся в Багдад, но здесь я узнал, что все мои братья уже умерли. И как раз в это время молодой человек, который только что бесстыдно покинул меня, позвал меня, чтобы обрить ему голову. И в противоположность тому, что он тут говорил, уверяю вас, о господа мои, ничего я не доставил ему, кроме блага, и вероятно даже, что, не подоспей моя помощь, он был бы просто убит по приказанию кади, отца молодой девушки. Итак, все, что он рассказывал обо мне, есть чистейшая клевета, а то, что он наговорил относительно моего любопытства, нескромности, болтливости, моего грубого характера и отсутствия у меня всякого здравого смысла и вкуса, все это сплошная ложь, выдумки, вздор, — вот что это такое, о вы, все здесь присутствующие!
— Такова эта история, о царь благословенный, — продолжала Шахерезада, — история в семи частях, которую портной из Китая рассказывал султану. Потом он прибавил:
— Когда цирюльник эль-Самет озвучил эту историю, все мы, пирующие, имели много оснований, чтобы заключить, что этот удивительный цирюльник был в действительности самым ужасным из болтунов, самым нескромным из всех цирюльников, какие когда-либо существовали на земной поверхности. И все мы пришли к убеждению, не нуждаясь для этого в других доказательствах, кроме слышанного, что этот молодой хромой из Багдада был жертвой нестерпимой навязчивости этого цирюльника. И хотя все его истории очень нас позабавили, мы сочли, что нужно все-таки наказать его. И мы схватили его и, несмотря на его крики, заперли его одного в темной комнате, где водилось много крыс.
Сами же мы, приглашенные, продолжали пировать, есть, пить и веселиться вплоть до часа утренней молитвы. И тогда только все мы разошлись, и я вернулся к себе, чтобы дать поесть моей жене.
Но когда я пришел домой, я застал жену мою в самом дурном настроении духа, и она все время поворачивалась ко мне спиною.
И она сказала мне:
— Вот ты каков! Покидаешь меня на целый день и предаешься веселью и разгулу, а меня оставляешь дома одну в тоске и печали! И предупреждаю тебя: если ты не согласишься сейчас же взять меня и гулять со мной в течение всего дня, я обращусь к кади и попрошу у него немедленно развода, и он разлучит нас с тобой!
Тогда я, не вынося дурного настроения и домашних ссор и желая водворить мир, несмотря на усталость, пошел гулять со своей женой. И мы прохаживались с ней по улицам и садам до самого заката солнца.
И вот тут-то, возвращаясь домой, мы встретили случайно маленького горбуна, принадлежащего тебе, о царь всевластный и великодушный.
И горбун этот, совершенно пьяный и веселый, острил и шутил с окружающими и между прочим привел следующие строки:
Затем маленький горбун умолк, потому ли, что готовил какую-нибудь новую забавную шутку для присутствующих, или же потому, что собирался плясать под удары своего маленького барабана. И как я, так и жена моя подумали, что этот горбун будет нам приятным сотрапезником, и мы пригласили его пойти с нами и разделить наш ужин.
И мы долго просидели все вместе, в том числе и жена моя, ибо она не считала горбуна за настоящего мужчину, иначе она не осталась бы ужинать в присутствии постороннего человека.
И тут-то моей жене взбрела мысль пошутить над горбуном и засунуть ему в рот большой кусок рыбы, которым он и подавился.
И тогда-то, о царь всевластный, мы взяли мертвого горбуна и притащили его в дом врача-еврея, который находится здесь с нами. А врач-еврей, в свою очередь, подбросил его в дом поставщика, который, в свою очередь, свалил все дело на маклера-христианина.
41
Абу Ахмад Абдуллах аль-Мустасим Биллах (1213–1258) — сын халифа аль-Мустансира и невольницы Хаджар; последний багдадский халиф из династии Аббасидов.