И я отвечал:
— Слушаю и повинуюсь!
Потом я вышел из дому. Придя в сад, я нашел, как и накануне, великолепно освещенную залу, и в этой зале — большие подносы, уставленные разными яствами, пирожными, фруктами и цветами. И как только запах цветов и всех этих яств усладил мои ноздри, я не мог уже сдерживать порыва души моей; и я подчинился ее желанию, и ел до насыщения с каждого блюда, и потом утолил жажду из большого глиняного горшка; и так как его содержимое услаждало мою душу, то я пил из него до полного расширения моего желудка. Тогда только я почувствовал довольство. Но скоро веки мои отяжелели, и, чтобы успешнее бороться со сном, я старался приподнимать их моими пальцами, но напрасно. Тогда я сказал себе: «Я не буду спать, но я прилягу на минутку. О, не более минуты голова моя будет покоиться на подушке, не более! Но спать я не буду, о нет!»
И я взял подушку и подложил ее себе под голову. Но проснулся я лишь на другой день и увидал себя лежащим не в великолепной зале, но в жалком сарае, в котором, вероятно, помещались конюхи; и я нашел на животе моем кость от бараньей ноги, и круглый мячик, и косточки фиников, и зерна сладких рожков, а рядом лежали две серебряные драхмы и нож. Тогда, охваченный смущением, я вскочил и сбросил с себя все эти отбросы, и, взбешенный тем, что случилось со мною, схватил нож и побежал домой; и я застал бедную Азизу, жалобно произносившую следующие стихи:
Тогда я, вне себя от бешенства, вывел ее из задумчивости несколькими бранными словами. Но она с удивительной кротостью отерла глаза и подошла ко мне, обвила мою шею своими руками и крепко прижала меня к своей груди, несмотря на то что я пытался оттолкнуть ее; и она сказала мне:
— О мой бедный Азиз, я вижу, что ты и в эту ночь дозволил сну одолеть тебя!
Тогда, будучи не в состоянии долее сдерживать себя, я опустился на ковры, задыхаясь от злости, и далеко отбросил от себя нож, который я поднял. А дочь моего дяди взяла веер и села рядом со мною; и она стала обмахивать меня веером и говорить ободряющие слова, уверяя, что все устроится. И по ее просьбе я перечислил ей все те предметы, которые я нашел на животе при моем пробуждении. Потом я сказал ей:
— Ради Аллаха, поспеши объяснить мне все это!
Она отвечала мне:
— Ах, мой Азиз, не внушала ли я тебе, что ты должен воздерживаться от пищи, чтобы не поддаваться искушению сна?
Но я воскликнул:
— Поспеши же объяснить мне все это!
Она сказала:
— Знай же, что круглый мяч означает…
Но в эту минуту Шахерезада заметила, что приближается утро, и, скромная, как всегда, остановила свое повествование.
А когда наступила
она сказала:
Знай, что круглый мяч означает, что твое сердце, несмотря на то что ты находился в доме твоей возлюбленной, склонно витать в воздухе; и это доказывает твое равнодушие. Финиковые косточки означают, что ты, подобно им, лишен сладости, ибо страсть, составляющая основу сердца, вполне отсутствует у тебя; зерна сладких рожков, плодов дерева Айюба[101], отца терпения, должны напомнить тебе об этой добродетели, столь драгоценной для влюбленных; что касается кости от бараньей ноги, то поистине она не подлежит объяснению!
Тогда я воскликнул:
— Но ты забываешь, о Азиза, о ноже и о двух серебряных драхмах!
При этих словах Азиза задрожала всем телом и сказала мне:
— О Азиз, мне страшно за тебя! Две серебряные драхмы означают ее глаза. И она хочет этим сказать тебе: «Клянусь обоими моими глазами: если ты вернешься сюда еще раз, чтобы заснуть здесь, я зарежу тебя ножом!» О сын моего дяди, страшно мне за тебя! Но я боюсь нагнать на тебя тоску и потому стараюсь подавить в себе страх и плачу в одиночестве в этом пустом доме. И нет у меня иного утешения, кроме моих рыданий!
Тогда сердце мое прониклось ее печалью, и я сказал ей:
— Если тебе дорога жизнь моя, о дочь моего дяди, скажи, как найти выход из этого? О, помоги мне избавиться от этого непредотвратимого несчастья!