Она же сказала:
— С любовью и должным почтением готова я сделать это, о сын моего дяди! Но ты должен внять словам моим, иначе все погибло!
Я отвечал:
— Слушаю и повинуюсь! И клянусь тебе в этом головою моего отца!
Тогда, обрадовавшись моему обещанию, Азиза повеселела и поцеловала меня, говоря:
— Вот что я скажу тебе, о Азиз моего сердца! Ты должен спать здесь до вечера; тогда ты в состоянии будешь противостоять ночью искушению сна. И когда ты проснешься, я сама дам тебе есть и пить, и тогда тебе бояться нечего.
И вот дочь моего дяди заставила меня улечься и затем нежными движениями стала растирать мои члены, и под влиянием этого чудесного массажа я не замедлил уснуть; и вечером при моем пробуждении я увидел ее сидящей по-прежнему у моего ложа и обмахивающей меня веером. Вероятно, она много плакала, потому что я увидел на ее платье следы слез; и она поспешила дать мне поесть; и она сама клала мне куски в рот, и мне оставалось только проглотить их; и это повторялось до тех пор, пока я совершенно не насытился. Потом она дала мне выпить отвара ююбы[102] в подслащенной розовой воде, и этот напиток вполне освежил меня. Потом она вымыла мне руки и отерла их полотенцем, надушенным мускусом, и окропила меня душистой водой. После этого она принесла очень красивое платье и облачила меня в него; и она сказала мне:
— Если Аллаху будет угодно, эта ночь будет для тебя ночью твоих желаний! — Потом, проводив меня до самой двери, она прибавила: — Но особенно не забывай моей просьбы!
Я спросил:
— Какой?
Она сказала:
— О Азиз! Прочти ей то стихотворение, которое я заставила тебя заучить.
И вот я прибыл в сад и, как и в предыдущие ночи, вошел в залу с большим куполом и опустился на богатые ковры. И поскольку я был сыт, то смотрел равнодушно на подносы; и так просидел я до половины ночи. И я не видел никого и не слышал ни малейшего звука, и мне казалось, что эта ночь длиннее целого года, но я вооружился терпением и ждал дальнейшего. Однако прошло три четверти ночи, и послышалось уже пение петухов, встречавших зарю. И вот голод опять заговорил во мне, и мало-помалу он так усилился, что душа моя снова воспылала желанием отведать расставленных на подносах блюд; и я не мог противостоять влечению моей души; и я поднялся и приподнял большие шелковые платки, и наелся досыта, и выпил стакан вина, потом другой, и так до десяти. Тогда голова моя отяжелела, но я мужественно боролся и крепился и вертел головой во все стороны.
Но в ту минуту, когда я уже готов был поддаться сну, я услышал легкий смех и шелест шелковых материй. И я едва успел вскочить и вымыть руки и рот, как увидел, что занавес в глубине залы поднялся. И, улыбающаяся, окруженная десятью молодыми рабынями, прекрасными, как звезды, вошла она! И была она точно сама луна! И на ней было платье из зеленого атласа, все шитое красным золотом. И чтобы дать тебе понятие о ней, о господин мой, я прочту тебе стихи поэта:
И поистине, когда я произнес перед нею эти стихи, она улыбнулась мне и сказала:
— Это очень мило! Но как же удалось тебе на этот раз побороть сон?
И я ответил:
— Предчувствие твоего появления освежило мне душу!
Тогда она повернулась к своим рабыням и подмигнула; и они тотчас же удалились и оставили нас одних в зале. И она подошла ко мне и села рядом со мной, прижалась ко мне своей грудью и обвила мою шею своими руками. И я прильнул к ее губам, я сосал ее верхнюю губу, в то время как она сосала мою нижнюю губу; потом я обнял ее талию и привлек ее к себе; и мы вместе опустились на ковры. И я развязал шнурки ее одежд; и мы стали забавляться, и мы обнимались, и целовались, и ласкали, щипали и кусали друг друга, и бегали по всей зале; и в конце концов она упала в изнеможении в мои объятия, задыхаясь от желания. И эта ночь была сладостной ночью для моего сердца и праздником для моих чувств, как сказал поэт:
102
Ююба (китайский финик) — деревце с круглыми плодами с очень сладкой, вкусной и питательной мякотью; его плоды и семена используются в лечебных целях.