Я отвечал:
— Я? Да ничем!
Но мать моя продолжала настаивать, и она сказала мне:
— О Азиз, когда Азиза собиралась покинуть землю, я сидела у ее изголовья; она повернулась ко мне, открыла на минуту глаза и сказала мне: «О жена моего дяди, молю нашего Господа не требовать ни от кого отчета в моей крови и простить тех, которые истерзали мое сердце! И вот я действительно покидаю этот бренный мир для другого — вечного — мира».
И я сказала ей: «О дочь моя, не говори о смерти! Да восстановит Аллах твои силы!»
Но она печально улыбнулась мне и сказала: «О жена моего дяди, прошу тебя, передай Азизу, твоему сыну, мое последнее наставление, умоляя его не забывать его! Когда он отправится в то место, где он обыкновенно бывает, пусть произнесет перед уходом следующие слова:
Как смерть сладка в сравнении с изменой!»
Потом она добавила: «Таким образом я буду охранять его и после моей смерти, как охраняла его, пока была жива!»
После этого она приподняла подушку и достала из-под нее вещь, которую она поручила передать тебе; но при этом она заставила меня поклясться в том, что я вручу тебе эту вещь лишь тогда, когда ты возвратишься к лучшим чувствам и будешь оплакивать ее смерть и искренно скорбеть о ней. И вот я буду хранить для тебя эту вещь, о сын мой, но вручу я ее тебе лишь тогда, когда увижу, что ты возвратился к лучшим чувствам.
Тогда я сказал моей матери:
— Пусть будет так! Но ты все-таки можешь показать мне эту вещь?
Однако мать моя отклонила мою просьбу и после этого оставила меня одного.
Ты видишь, о господин мой, насколько я в ту пору был предан легкомыслию и как неразумен; и я не хотел слушаться голоса моего сердца; и вместо того чтобы оплакивать бедную мою Азизу и носить в душе траур по ней, я думал лишь о том, как бы позабавиться и развлечься. И не было для меня в то время ничего более привлекательного, как свидания с моей возлюбленной. И как только спустились сумерки, я поспешил в ее дом; и я нашел ее охваченной желанием увидеться со мною и поджидавшей меня с таким нетерпением, как будто она сидела на горячих углях. И как только я вошел, она подбежала ко мне и повисла на моей шее и стала расспрашивать меня о моей двоюродной сестре Азизе; и когда я рассказал ей подробности ее смерти и ее похорон, ею овладела безмерная жалость, и она сказала мне:
— О почему не знала я раньше, при ее жизни, об услугах, оказанных ею тебе, и о ее удивительном самоотвержении! Я сумела бы поблагодарить ее и вознаградить ее разными способами.
Тогда я сказал ей:
— И особенно горячо просила она мою мать передать мне — для того чтобы я, в свою очередь, передал их тебе — последние слова, произнесенные ею:
Как смерть сладка в сравнении с изменой!
Когда молодая девушка услышала эти слова, она воскликнула:
— Да будет над нею милость Аллаха! Вот она даже после смерти охраняет тебя, о Азиз! Ибо знай, что этими простыми словами она спасает тебя от коварного замысла, которым я хотела погубить тебя, и от сетей, в которые я решила завлечь тебя.
При этих странных словах я изумился свыше меры и воскликнул:
— Что я слышу?! Как?! Мы были связаны такой пылкой любовью, а между тем ты решила погубить меня?!
Она отвечала:
— О дитя! О наивный! Вижу, что ты не догадываешься, на какие предательства способны мы, женщины! Но я не буду настаивать. Знай только, что ты обязан твоей двоюродной сестре освобождением из рук моих. И я должна покориться; но только под условием, что ты никогда не взглянешь ни на одну женщину, кроме меня, и не заговоришь ни с одной женщиной, будь она молода или стара. Не то — горе тебе! О да, горе тебе! И тогда некому будет вырвать тебя из моих рук, потому что та, которая поддерживала тебя своими советами, умерла. Смотри же не забывай этого условия! А теперь я хочу обратиться к тебе с одной просьбой.
В эту минуту Шахерезада заметила приближение утра и умолкла.
А когда наступила
она сказала:
А теперь я хочу обратиться к тебе с одной просьбой. Я сказал:
— Говори!
Она сказала:
— Проведи меня к гробнице бедной Азизы, я хочу посетить ее и написать на камне несколько сочувственных слов.
Я отвечал:
— Мы сделаем это завтра, если на то будет воля Аллаха!
Потом я лег с нею и провел с нею всю ночь до утра; но она каждый час просыпалась, и расспрашивала меня об Азизе, и говорила мне:
— Ах, почему не предупредил ты меня, что она была дочерью твоего дяди?