— О Марджана, принеси поскорее музыкальные инструменты!
И Марджана ответила:
— Слушаю и повинуюсь!
Она вышла на минуту и вернулась с сопровождении молодых девушек, которые несли дамасскую лютню, персидскую арфу, татарскую цитру и египетскую гитару. И молодая женщина взяла лютню, искусно настроила ее, взялась рукою за трепещущие струны и запела своим чарующим голосом, более нежным, чем морской ветерок, и более чистым и приятным, чем бьющая из скалы вода. И три молодые девушки, которые расселись на ковре, аккомпанировали ей:
Окончив песню, она умолкла. Тогда одна из молодых девушек, игравших на музыкальных инструментах, запела по-гречески другую, более протяжную песню, непонятную для Шаркана. А молодая госпожа ее как будто откликалась время от времени в созвучном тоне. И так сладко звучала эта прерывистая и жалобная песня, выходившая, казалось, из самой глубины бандур!
И молодая женщина сказала Шаркану:
— О мусульманин! Понял ли ты нашу песню?
Он ответил:
— По правде сказать, я ничего не понял, но уже сами звуки и гармония ее бесконечно тронули меня, а влажный блеск улыбающихся зубов и легкость пальцев, перебирающих струны, бесконечно восхитили меня!
Она улыбнулась и сказала:
— Ну а если бы я пропела арабскую песню, о Шаркан, что бы ты сделал? Что бы ты тогда сделал?
И он ответил:
— Я лишился бы, конечно, последних остатков моего разума!
Тогда она настроила свою лютню в другом ключе и, перебирая струны ее, пропела следующие стихи:
Слушая эту песню, Шаркан, который уже довольно много выпил, совершенно опьянел и потерял сознание. А когда он пришел в себя, молодой женщины уже не было. И Шаркан осведомился о ней у рабынь, которые ответили:
— Она пошла к себе спать, ибо теперь уже ночь.
И Шаркан, хотя сильно расстроенный этим, сказал:
— Да развернет Аллах покров Свой над нею!
А на следующее утро молодая любимая рабыня ее, Марджана, вошла к нему, как только он пробудился, чтобы отвести его в покои своей госпожи. И как только Шаркан вступил на порог, его приветствовали звуки инструментов и стройные голоса певиц. И он вошел через большую дверь, сделанную из слоновой кости, с украшениями из жемчуга и драгоценных камней, и увидел большую залу, обтянутую со всех сторон шелковыми тканями и хорасанскими коврами; и она освещалась высокими окнами, из которых открывался вид на густые сады со струящимися водами; а вдоль стен расставлен был целый ряд статуй, которые были одеты, как живые люди, и удивительным образом двигали руками и ногами, и устроены были с таким искусством, что могли петь и говорить, подобно настоящим сынам Адама.
И когда хозяйка дома увидела Шаркана, она поднялась, и пошла навстречу ему, и, взяв его за руку, посадила его рядом с собой, и с участием спросила его, как он провел ночь, и задала ему еще другие вопросы. Затем они стали разговаривать, и она спросила его.
— Знаешь ли ты, что говорят поэты о влюбленных и рабах любви?
Он сказал:
— Да, о госпожа моя, я знаю некоторые стихи.
Она сказала:
— Я хотела бы слышать их.
Он сказал:
— Вот что говорит красноречивый и тонкий Куссаир о дивно прекрасной Иззате, которую он любил: