На эти слова шейх отвечал:
— Разумеется! Мне очень приятно исполнить ваше желание!
И он повернулся в сторону юношей, чтобы получше разглядеть их, и с первого взгляда был несказанно поражен их красотою, ибо этот базарный шейх до безумия любил прекраснооких юношей, и он предпочитал их юным девушкам, и чем моложе они были, тем более удовлетворяли его вкус. И подумал он: «Слава и хвала Тому, Кто создал их и из безжизненного праха сотворил такую красоту!»
И стал он прислуживать им лучше всякого невольника, служащего господам, и полностью отдал себя в их распоряжение. И поспешил он увести всех троих для осмотра свободных для найма лавок и наконец выбрал для них одну в самой середине базара. Эта лавка была лучшая из всех, самая светлая, обширная и расположенная на хорошем месте; она была красивой постройки, украшена на фасаде деревянной резьбой и снабжена полками из слоновой кости, черного дерева и хрусталя; улица в этом месте была хорошо выметена и полита; а по ночам базарный сторож чаще всего стоял у дверей этой лавки. Как только сторговались, шейх вручил ключи от лавки визирю и сказал:
— Да благословит эту лавку Аллах и даст счастье под покровом этого белого дня в руки детей Своих!
Тогда визирь велел принести и разложить в лавке ценные товары, прекрасные ткани, парчу и все неоценимые драгоценности, взятые из шкафов царя Сулейман-шаха. И, покончив с этой работой, он повел обоих юношей мыться в хаммам, находившийся в двух шагах от того места, у больших базарных ворот, и славившийся своею опрятностью и своим гладким мрамором. Туда входили по пяти ступеням, на которых стояли в порядке деревянные туфли.
Вымывшись в хаммаме, оба друга не захотели дожидаться визиря, который еще не закончил своего мытья, — так спешили они занять свои места в лавке. Они весело вышли, и первым встретившимся им человеком был шейх, с нетерпением ожидавший их выхода из хаммама.
А вышли они из него еще более свежими и прекрасными и…
На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила
она сказала:
А вышли они из хаммама еще более свежими и прекрасными; и старик мысленно сравнил их с двумя молодыми оленями, стройными и миловидными. И заметил он, как порозовели их щеки, и как потемнели глаза, и как посветлели лица; и походили они на две нежные ветви, расцвеченные плодами, или на две нежные, молочно-белые луны; и вспомнил он слова поэта:
И подошел он к ним и сказал:
— Дети, надеюсь, что вам было хорошо в хаммаме! И пусть Аллах никогда не лишит вас этого удовольствия и постоянно возобновляет его!
А Диадем ответил с чарующею приветливостью:
— Мы хотели бы разделить с тобою это удовольствие!
И оба почтительно окружили его и из уважения к его летам и званию базарного шейха пошли вперед, расчищая ему дорогу, по направлению к своей лавке.
И в то время как они шли впереди, шейх замечал, как грациозна их походка и как ниже спины подрагивают формы их тел от движения их ног. И наконец, будучи не в силах сдержать свое волнение, с блистающими глазами, задыхаясь и сопя, он продекламировал следующие двусмысленные строки:
Слушая эти стихи, юноши далеки были от того, чтобы распознать их смысл и заподозрить распутство старого шейха. Напротив, им казалось, что в стихах этих заключалась лишь тонкая похвала по отношению к ним; они были тронуты ею, благодарили и захотели непременно увлечь его с собою в хаммам, чтобы доставить ему удовольствие, так как это — величайший знак дружбы. И шейх после некоторого сопротивления и отнекиваний согласился и снова направился с ними к хаммаму.
Когда они вошли, визирь, обсушивавшийся в одном из отдельных помещений, увидел их; а заметив, что с ними шейх, вышел им навстречу и, подойдя к центральному бассейну, у которого они остановились, стал убедительно приглашать шейха в свое помещение; но старик уверял, что не хочет злоупотреблять таким вниманием, тем более что Диадем и Азиз держали его за руки и тащили в залу, которую для себя выбрали. Тогда визирь перестал настаивать и вернулся обсушиваться в свое помещение.