Возвратясь домой, они ели и пили и, счастливые и довольные, легли спать до утра. Потом встали, совершили омовения и молитвы; когда же открылись ворота базара, они направились к своей лавке, которую и открыли в первый раз.
Слуги же их уже все хорошо убрали, так как у них был вкус, и задрапировали лавку шелковыми занавесами, и, где следовало, разостлали два роскошных ковра, из которых каждый мог стоить тысячу динариев, и положили две подушки, вышитые золотом, каждая из которых могла стоить сто динариев. А на полках из слоновой кости, черного дерева и хрусталя разложены были в порядке ценные товары и неоценимые сокровища.
Тогда Диадем сел на один из ковров, Азиз же — на другой, а визирь разместился между ними, по самой середине лавки; слуги окружили их, наперерыв стараясь угодить и исполняя их приказания.
И скоро все заговорили о чудной лавке, и покупатели стекались в нее со всех сторон, и всем хотелось купить вещь из рук юноши по имени Диадем, красота которого кружила всем головы и сводила с ума. Визирь же, убедившись, что дела идут превосходно, еще раз посоветовал Диадему и Азизу соблюдать величайшую осторожность и спокойно вернулся отдыхать домой.
Так шло дело некоторое время, по прошествии которого Диадем, ничего не узнав о принцессе Донии, начал терять терпение и даже отчаиваться так, что потерял сон, как вдруг однажды, в ту минуту, как он изливал свои огорчения Азизу, сидя у входа в лавку…
Но тут Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила
она сказала:
А однажды, в ту минуту, как он говорил с Азизом о своем огорчении, сидя у входа в лавку, какая-то старуха, степенно закутанная в большое черное атласное покрывало, проходила по базару; дивная лавка и красота молодого купца, сидевшего на ковре, не замедлили обратить на себя ее внимание. Она обомлела так, что чуть не обмочилась, а потом впилась глазами в молодого человека и подумала в душе своей: «Это, наверное, не простой человек, а ангел или какой-нибудь царь из сказочной страны».
Тогда она подошла к лавке и поклонилась молодому купцу, который ответил на ее поклон. И она заметила знаки, делаемые ей Азизом из глубины лавки, а Диадем встал в знак почтения и улыбнулся ей приятнейшей из своих улыбок. Потом он пригласил ее сесть на ковер и сел рядом с ней и махал веером до тех пор, пока она не отдышалась от жары.
Тогда старуха сказала Диадему:
— Дитя мое, ты, соединяющий в себе все совершенства и все чары, здешней ли страны?
И Диадем ответил своим пленительным, чистым и милым говором:
— Клянусь Аллахом, о госпожа моя, впервые ступил я на эту землю, а приехал я в эти края для развлечения. А чтобы чем-нибудь заняться, я продаю и покупаю.
Старуха сказала на это:
— Привет прекрасному гостю нашего города! А что привез ты из дальних стран, какие товары? Покажи мне самое лучшее, потому что прекрасное тянется к прекрасному!
Диадем был тронут этими изысканными словами, улыбнулся и сказал:
— В моей лавке только такие вещи, которые могут тебе понравиться, так как они достойны царских дочерей и таких особ, как ты!
Старуха сказала:
— Я именно хотела бы купить очень хорошую ткань для платья принцессе Донии, дочери нашего царя Шахрамана.
При этом имени Диадем не мог совладать со своим волнением и закричал Азизу:
— Азиз, принеси скорее самое лучшее из наших товаров!
Тогда Азиз открыл потайной шкаф в стене и вынул только один сверток; но чего в нем только не было! Обертка с золотыми кистями была из дамасского бархата, на котором легким рисунком разбегались цветы и птицы, а посередине танцевал опьяненный слон, и от всего этого свертка исходил аромат, восхищавший душу. Азиз принес его Диадему, который распаковал и вынул материю, приготовленную только для одного платья, предназначенного для какой-нибудь гурии или сказочной принцессы.
Но описать его, перечислить драгоценные камни, которыми оно было украшено, или вышивки, под которыми исчезла сама ткань, могли бы только поэты в стихах, ниспосланных Аллахом. И по меньшей мере оно должно было стоить, без покрывала, сто тысяч золотых динариев.
Тогда Диадем медленно развернул материю перед старухой, которая не знала, на что смотреть — на красоту платья или на дивную красоту черноокого юноши. И, глядя на юное обаяние торговца, она почувствовала, как ее старая плоть возбудилась, а бедра затряслись, словно в лихорадке; и у нее промеж них возникло нечто вроде сильного зуда. Когда же она была в состоянии заговорить, глаза ее были влажны от страсти, и она сказала Диадему: