И мальчик исчез. И скоро в зале появилась отроковица, подходившая к нему, покачивая едва обрисовавшимися и еще детскими бедрами. А он при виде ее засопел от радости; и взял он девочку в свои объятия, прижал ее к себе между бедер и стал горячо целовать ее, и взял свой зебб рукой и начал делать, что полагается, но тут вдруг почувствовал сильный холод и проснулся.
И в ту самую минуту, как он поразмыслил, что все это только действие гашиша на его мозг, его окружили все бывшие в хаммаме купальщики, они со смехом указывали друг другу на его наготу, разевая рты, и они толкали друг друга, указывая на его обнаженный зебб, который застыл на пределе своей твердости и казался огромным, как у слона или осла. И они лили на него холодную воду целыми ведрами и обменивались шутками, как это водится в хаммамах.
Тогда он очень смутился, прикрылся и жалобно спросил у насмешников:
— Зачем же вы отняли у меня девушку?
При этих словах они задрожали от смеха, и били в ладоши, и кричали ему:
— Не стыдно ли тебе, о поедатель гашиша, говорить так после того, как ты насладился всем, наевшись этого зелья?
Выслушав это, Канмакан не мог удержаться от смеха и смеялся до упаду. А потом сказал негритянке:
— Какой прелестный рассказ! И продолжение его, наверное, будет чаровать слух и пленять ум, и потому прошу тебя, продолжай!
А негритянка сказала:
— Без сомнения, о господин мой, продолжение так дивно, что ты забудешь все, что до сих пор слышал; и оно так удивительно и так увлекательно, что даже глухой задрожал бы от радости!
А Канмакан сказал:
— Так продолжай же! Я восхищен до крайности!
Но в ту самую минуту, как негритянка собиралась продолжить свой рассказ, Канмакан заметил, что у его палатки остановился какой-то всадник, который спешился и пожелал ему мира. Канмакан же ответил ему тем же. Тогда всадник сказал ему:
— Господин, я один из ста посланных визирем Данданом гонцов, которым приказано найти след молодого принца Канмакана, уже три года тому назад уехавшего из Багдада. Великий визирь Дандан успел возмутить все войско и весь народ против узурпатора престола Омара аль-Немана и заключил этого изменника в самую глубокую из подземных темниц. Теперь голод, жажда и стыд уже наверняка замучили его! Но скажи мне, о господин, не встретил ли ты случайно принца Канмакана, которому по праву должен принадлежать престол отца его?
Когда принц Канмакан…
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что приближается утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Когда принц Канмакан услышал это столь неожиданное известие, он обратился к своему верному Сабаху и совершенно спокойно сказал ему:
— Ты видишь, о Сабах, что все случается в назначенное время. Вставай же! И идем в Багдад!
При этих словах гонец понял, что находится пред лицом своего нового царя, и тотчас же распростерся и поцеловал землю между рук его; то же сделали Сабах и негритянка. А Канмакан сказал негритянке:
— Ты также последуешь за мною в Багдад, где и доскажешь мне эту сказку пустыни!
А Сабах сказал:
— Так позволь мне, о царь, бежать вперед и известить о твоем приезде визиря Дандана и жителей Багдада!
И Канмакан позволил ему это. Потом, чтобы вознаградить гонца за счастливую весть, он отдал ему в качестве подарка все палатки, весь скот и всех невольников, которых брал в боях в течение трех лет. А затем, предшествуемый бедуином Сабахом и в сопровождении сидевшей на верблюде негритянки, отправился в Багдад крупною рысью на коне своем Катуле.
Поскольку по приказанию принца Канмакана верный Сабах прибыл в Багдад на целый день ранее своего господина, то в несколько часов взволновал он весь город. И все жители, и все войско с визирем Данданом во главе и с тремя военачальниками, Рустемом, Тюркашем и Вахраманом, вышли за городские ворота в ожидании Канмакана, которого любили и которого еще недавно не надеялись когда-либо увидеть; и все выражали пожелания славы и благоденствия роду Омара аль-Немана.
Поэтому, как только показался принц Канмакан, скакавший во всю прыть на коне своем Катуле, радостные крики и благословения раздались отовсюду, и тысячи мужчин и женщин приветствовали его как своего царя. И визирь Дандан, несмотря на преклонные лета свои, бойко соскочил с коня, и приветствовал, и клялся в верности потомку стольких царей. Потом все вместе вошли в Багдад, а негритянка, сидя на верблюде, окруженном значительною толпою, рассказывала удивительнейшие вещи.