До прибытия зловещей старухи, которую ждала неминуемая гибель, оставалось несколько дней, в течение которых оба царя имели удовольствие свести старые счеты с кем следовало.
Однажды, когда оба царя, визирь Дандан и кроткая Нозхату, никогда не закрывавшая лица в присутствии визиря Дандана, на которого смотрела как на отца, сидели все вместе и беседовали о вероятностях прибытия зловещей старухи и о предназначавшейся ей участи, вошел один из придворных и доложил царям, что на дворе стоит старый купец, на которого напали разбойники, и что тут же находятся и разбойники, закованные в цепи. И придворный сказал:
— О цари, этот купец просит, чтобы его милостиво допустили на аудиенцию, так как у него два письма, которые он должен вручить вам.
И оба царя сказали:
— Вели ему войти.
Тогда вошел старик, лицо которого носило отпечаток благости; он плакал, и, поцеловав землю между рук царей, он сказал:
— О цари времен, возможно ли, что мусульманин уважаем у неверных и что его грабят и дурно обращаются с ним у правоверных, в краях, где царит согласие и правосудие?
А цари спросили его:
— Но что же случилось с тобою, уважаемый купец?
Он ответил:
— О господа мои, знайте, что при мне два письма, благодаря которым я всегда пользовался уважением в мусульманских странах; эти письма служат мне пропуском и освобождают от пошлин мои товары. А одно из этих писем, сверх того, служит мне утешением в одиночестве и товарищем во время путешествий; и это потому, что оно написано такими прекрасными, дивными стихами, что я предпочел бы лишиться жизни, чем расстаться с ним!
Тогда оба царя сказали ему:
— Но, о купец, ты бы мог, по крайней мере, показать нам это письмо или хоть прочитать его содержание?
И старый купец, дрожа всем телом, подал оба письма царям, а они передали их Нозхату, говоря:
— Ты, которая умеешь читать самые сложные писания и так хорошо читаешь стихи, просим тебя, дай насладиться ими, и не медля ни минуты!
Но не успела Нозхату развернуть свиток и взглянуть на письма, как из груди ее вырвался громкий крик, она пожелтела, как шафран, и упала в обморок. Тотчас же стали опрыскивать ее розовою водою, а когда она пришла в себя, то быстро встала и с глазами, полными слез, подбежала к купцу, взяла его руку и поцеловала ее. Все присутствующие изумились до крайности, остолбенели при виде поступка, столь противного всем обычаям царей и мусульман; а старый купец был так взволнован, что зашатался и едва не упал навзничь. Но Нозхату поддержала его и сама подвела к ковру, к тому самому, на котором сама сидела, и сказала ему:
— Неужели ты не узнаешь меня, отец мой? Или я уже так постарела с той поры?
При этих словах старому купцу показалось, что он грезит, и он воскликнул:
— Я узнаю голос! Но, о госпожа моя, глаза мои стары и ничего уже не могут различить!
А царица сказала:
— О отец мой, я та, которая написала тебе письмо в стихах, я Нозхату Заман!
На этот раз старый купец совершенно лишился чувств. Тогда, между тем как визирь Дандан опрыскивал лицо старого купца, Нозхату обратилась к брату своему Румзану и племяннику Канмакану и сказала им:
— Этот тот самый добрый купец, что спас меня, когда я была невольницей грубого бедуина, похитившего меня на улице святого города!
Узнав об этом, оба царя встали в честь купца и обняли его; а он, в свою очередь, поцеловал руки у царицы Нозхату и у старого визиря Дандана; и все радовались этому событию и благодарили Аллаха, всех их соединившего; купец же поднял руки к небу и воскликнул:
— Да будет благословен и прославлен Тот, Кто создал незабывчивые сердца и овевает их дивным фимиамом благодарности!
После этого оба царя назначили старого купца шейхом всех ханов и базаров в Кайсарии и Багдаде и дали ему свободный пропуск во дворец и днем и ночью. Потом они спросили:
— Но каким же образом подвергся нападению твой караван?
Он же ответил:
— Это случилось в пустыне. Разбойники, арабы самого плохого разбора, внезапно напали на меня. Их было более ста человек. А начальников у них было трое: один — страшного вида негр, другой — ужасный курд, а третий — необыкновенно сильный бедуин! Они привязали меня к верблюду и тащили за собою, когда по воле Аллаха сами подверглись нападению воинов, взявших их плен и меня вместе с ними.
Услышав это, цари сказали одному из придворных:
— Введи сюда прежде всего негра!
И негр вошел. И был он безобразнее обезьяны, и глаза у него были злее тигровых глаз. Визирь Дандан спросил у него: