Однако, поскольку Шаркан не мог думать, что отец его сам имеет виды на молодую царицу, он поспешил пойти за ней и представить ее.
А царь сидел на своем троне, отпустив всех своих придворных и всех рабов, за исключением евнухов. И молодая Абриза подошла к нему и, облобызав перед ним землю, обратилась к нему с речью, исполненной самой очаровательной простоты и изящества. Тогда царь Омар аль-Неман пришел в величайший восторг, и благодарил ее, и восхвалял за все, что она сделала для сына его Шаркана, и пригласил ее сесть. Тогда Абриза села и подняла маленькое покрывало, которое было спущено на ее лицо. И лицо это открылось во всей своей ослепительной красоте, так что царь Омар аль-Неман едва не лишился рассудка. И он сейчас же приказал отвести для нее и для ее товарок роскошнейшее помещение в самом дворце и назначил ей штат, подобающий ее сану. И только затем он обратился к ней с вопросом по поводу трех драгоценных гемм, отличавшихся чудесными свойствами.
Тогда Абриза сказала ему:
— О владыка времен! Эти три белые геммы принадлежат мне самой, и я никогда не расстаюсь с ними! И сейчас я покажу их тебе!
Она велела принести ящик и, открыв его, вынула из него шкатулку, с которой сняла крышку, и внутри оказался футляр из чеканного золота. И она открыла этот футляр, и в нем засверкали три драгоценные геммы, круглые и блиставшие белизной. И Абриза взяла их и поднесла одну за другою к своим губам, а затем предложила их в дар царю Омару аль-Неману за оказанное ей гостеприимство. Затем она вышла.
А царь Омар аль-Неман почувствовал, что с ее уходом сердце его словно вышло из его груди. Но так как геммы остались у него и блистали перед его глазами, он подозвал сына своего Шаркана и подарил ему одну из них, а Шаркан спросил его, что он намерен сделать с двумя другими геммами. И царь сказал ему:
— Я подарю одну из них сестре твоей, маленькой Нозхату, а другую — маленькому брату твоему Даул Макану.
При этих словах, относящихся к брату его Даул Макану, о существовании которого он решительно ничего не знал, Шаркан был неприятно поражен, ибо он знал только о рождении Нозхату. И, повернувшись к царю Омару аль-Неману, он сказал:
— О отец, разве у тебя есть другой сын, кроме меня?
И царь сказал:
— Разумеется, ему шесть лет, он родился одновременно с Нозхату, от той же рабыни моей Сафии, дочери царя Константинии.
Тогда Шаркан, крайне взволнованный при этом известии, готов был разорвать на себе платье от досады и злобы, однако он сдержался и сказал:
— Да будет над ними обоими благословение Аллаха Всевышнего!
Однако отец заметил его волнение и его досаду и сказал ему:
— О сын мой! Отчего ты пришел в такое отчаяние? Разве ты не знаешь, что ты один будешь наследником престола после моей смерти? И разве я не подарил тебе гемму, красивейшую из трех чудесных гемм?
Но Шаркан был не в состоянии что-либо ответить и, опасаясь разгневать и огорчить своего отца, вышел, опустив голову, из тронной залы. И он направился к покоям Абризы; и при появлении его Абриза сейчас же встала и ласково поблагодарила его за все, что он для нее сделал, и попросила его сесть рядом с ней. Затем, увидав, что лицо его мрачно и грустно, она обратилась к нему с нежными расспросами, и Шаркан рассказал ей о причине своей грусти и прибавил:
— Но что всего более беспокоит меня, о Абриза, так это то, что я заметил у моего отца несомненную склонность к тебе, и я видел, как глаза его загорелись от желания обладать тобой. Что скажешь ты мне на это?
И она ответила:
— Ты можешь успокоить душу свою, о Шаркан! Ибо отец твой овладеет мною разве только мертвою! Неужели недостаточно ему его трехсот шестидесяти жен, чтобы он стал еще посягать на мою невинность, предназначенную вовсе не для него! Будь же спокоен, о Шаркан, и прогони заботу свою!
Затем она приказала принести есть и пить; и оба ели и пили, и Шаркан по-прежнему с тоскою в душе ушел к себе спать.
Вот что было с Шарканом.
Что же касается царя Омара аль-Немана, то, как только Шаркан вышел, он отправился к наложнице своей Сафие в ее покои; и он держал в руке две драгоценные геммы, подвешенные на золотых цепочках. И при виде его Сафия поднялась и стояла до тех пор, пока не сел царь. Тогда подошли к нему двое детей, девочка Нозхату и маленький Даул Макан, и царь поцеловал их и повесил каждому на шею по драгоценной гемме. И дети были чрезвычайно довольны, а мать их пожелала царю благоденствия и счастья. Тогда царь сказал ей: