— О Сафия, ведь ты дочь Афридония, царя Константинии, но ты никогда ничего не говорила мне об этом! Зачем ты скрыла от меня это и помешала мне таким образом оказать тебе почет, подобающий твоему сану, и возвысить тебя в общем уважении?
А Сафия сказала ему:
— О царь великодушный, но чего же еще я могла желать, в самом деле? Ведь ты уже осыпал меня всеми своими дарами и милостями, и ты сделал меня матерью двух детей, прекрасных, как луны.
И царь Омар аль-Неман был совершенно очарован этим ответом, который он нашел восхитительным, полным такта, мудрости и деликатности. И он приказал отвести для Сафии другой дворец, еще более прекрасный, чем первый, и увеличил ее штат и содержание. Затем он вернулся в свой дворец, чтобы, согласно обыкновению, судить, смещать и назначать людей на разные должности.
Но ум и сердце его по-прежнему были заняты мыслью о молодой царице Абризе. И он проводил у нее все ночи, болтая с ней и бросая ей разные намеки. Но Абриза каждый раз отвечала ему только одно:
— О владыка времен, право, я не чувствую никакой склонности к мужчинам!
Но все это только еще более возбуждало и мучило его, и наконец он захворал от этих мучений. Тогда он призвал к себе визиря своего Дандана и открыл ему любовь, которую он питал в сердце своем к очаровательной Абризе, и признался, что ничего не мог от нее добиться и отчаялся когда-либо обладать ею.
Выслушав эти слова, визирь сказал царю своему:
— Вот что: с наступлением ночи ты возьмешь с собою кусочек этого снотворного средства, банжа, и пойдешь к Абризе, и будешь пить вместе с нею, а в последний кубок ты незаметно положишь этот кусочек банжа; и не успеет она дойти до своей постели, как окажется во власти твоей. Тогда ты сможешь сделать с нею все, что захочешь, для удовлетворения своего желания и успокоения своей страсти. Вот какова моя мысль.
А царь ответил ему:
— В самом деле, совет твой превосходен, и это единственное, что мне остается сделать.
Тогда он поднялся и подошел к одному из своих шкафов, который он открыл, и достал оттуда кусочек банжа, до такой степени сильного, что один запах его мог бы усыпить на целый год кого угодно, даже слона. И он положил этот кусочек банжа в карман и дождался наступления ночи. Тогда он пошел к царице Абризе, которая при появлении его встала и села только тогда, когда сам царь сел и пригласил ее к этому. И он стал болтать с ней и выразил желание пить; и она сейчас же велела принести напитки и все, что при них полагается, как-то: фрукты, миндаль, каленые орехи, фисташки и тому подобные угощения, — и все это в больших золотых и хрустальных чашах. И оба стали пить, поощряя к этому друг друга, пока Абриза не поддалась опьянению.
Увидев это, царь вынул из своего кармана кусочек банжа и спрятал его между пальцами; потом он наполнил кубок и, наполовину отпив из него, незаметно бросил туда кусочек банжа и, предлагая его молодой женщине, сказал:
— О царственная, возьми этот кубок и выпей напиток желания моего!
И царица Абриза, ничего не подозревая, взяла кубок и со смехом осушила его. И как только она его осушила, все завертелось у нее перед глазами, и она едва успела дойти до своего ложа и тяжело упала на спину, раскинув руки и ноги. И два больших факела помещены были у изголовья постели, а третий факел — у другого конца ее.
Затем царь Омар аль-Неман подошел к Абризе и начал с того, что развязал шелковые шнурки ее обширных шальвар, оставив только тонкую, легкую рубашку на ее теле. И он поднял край этой рубашки и увидел под ним между бедер нечто ярко освещенное светом факелов — то, что воспалило его разум и чувства. Однако у него хватило сил повременить, чтобы тоже сбросить платье и шальвары. И тогда он мог свободно отдаться высокой страсти, которая им овладела, и он бросился на лежащее перед ним молодое тело и накрыл его.
И кто может знать меру всего, что там произошло… И вот таким образом исчезла девственность молодой царицы Абризы.
Когда все было закончено, царь Омар аль-Неман поднялся и вышел в соседнюю комнату, чтобы позвать верную и любимую рабыню Абризы, Марджану, и он сказал ей:
— Беги скорее к своей госпоже, ты нужна ей!
И Марджана поспешила к своей госпоже и нашла ее распростертой на спине с задранной рубашкой, и бедра ее были обагрены кровью, а лицо чрезвычайно бледно. И Марджана поняла, что действовать надобно незамедлительно, чтобы помочь своей хозяйке. И она взяла один платок и нежно отерла им лицо своей госпожи, а потом взяла второй платок и отерла им живот и бедра, а затем, омыв ее лицо, руки и ноги, она обрызгала ее розовой водой, а губы и рот ее смочила водою из померанцевых цветов.