Тогда истопник сказал ему:
— Не плачь, дитя мое, а, напротив, поблагодари Аллаха за свое спасение и выздоровление!
А Даул Макан спросил его:
— Далеко ли отсюда до Дамаска?
Истопник сказал:
— Нужно шесть дней, чтобы доехать туда.
Даул Макан сказал:
— Мне так хотелось бы поехать туда!
Но истопник ответил:
— О молодой господин мой! Разве я могу отпустить тебя в Дамаск одного? Ведь ты так молод! Я слишком боюсь за тебя! Поэтому, если ты непременно настаиваешь на этом путешествии, я сам поеду с тобой и склоню к этому и жену мою. И таким образом, все мы переедем в Дамаск, в страну Шам[31], которую путешественники так восхваляют за ее воды и плоды.
И, повернувшись к жене своей, истопник сказал:
— О дочь моего дяди, не пожелаешь ли ты поехать с нами в прелестный город Дамаск, в страну Шам, или предпочтешь оставаться здесь и ждать моего возвращения? Потому что мне необходимо сопровождать туда нашего гостя, поскольку, клянусь Аллахом, мне очень тягостно расстаться с ним здесь и отпустить его одного по незнакомым дорогам в город, жители которого, как говорят, весьма склонны к разврату и излишествам.
Тогда жена истопника воскликнула:
— Да, разумеется, я поеду с тобою!
Истопник же пришел в восхищение и сказал:
— Слава Аллаху, Который устроил между нами такое согласие, о дочь моего дяди!
И тут же истопник встал и собрал домашние вещи и утварь: циновки, подушки, кастрюли, чугуны, ступки, подносы и матрацы — и отнес их на базар и продал на торгах. И за все это получил он пятьдесят драхм, которые начал расходовать с того, что нанял осла для путешествия.
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила
она сказала:
Передавали мне, о царь благословенный, что истопник нанял осла, на которого посадил Даул Макана, а сам он и жена его шли позади, и они покинули священный город и отправились в Дамаск, куда наконец и прибыли. Они прибыли туда, когда уже темнело, и остановились в хане[32]; истопник же поспешил на базар, чтобы купить для них троих пищу и платье.
И оставались они в хане пять дней, после чего изнуренная утомительною дорогой жена истопника заболела лихорадкой и немного дней спустя умерла. И умерла жена истопника в благости и милосердии Аллаха.
Даул Макан был очень огорчен ее смертью, потому что привык к этой доброй женщине, которая с такою преданностью служила ему, и душа его погрузилась в печаль, и обратился он к бедному истопнику, убитому горем, с такими словами:
— Не горюй, отец мой, все мы идем по одному пути, и всем доведется выйти в одну и ту же дверь.
А истопник обернулся к Даул Макану и сказал ему:
— Да вознаградит тебя Аллах за твое сострадание, о дитя мое! И пусть превратит Он наши горести в радости и удалит от нас печаль! И к чему предаваться нам огорчению, когда все предопределено! Встанем же и пойдем посмотреть на этот город Дамаск, которого мы еще не видели, потому что я хочу, чтобы ты наконец вздохнул с облегчением и был весел.
А Даул Макан сказал:
— Твоя мысль — приказ для меня!
Тогда истопник встал, и вышли они с Даул Маканом рука в руку и принялись медленно расхаживать по базарам и улицам Дамаска. Наконец подошли они к большому зданию, в котором помещались конюшни дамасского вали[33], и у дверей они увидели довольно много лошадей и мулов и множество верблюдов, стоявших на коленках, между тем как погонщики навьючивали их матрасами, подушками, тюками, ящиками и всякого рода кладью; и была здесь целая толпа невольников и слуг, молодых и старых; и все эти люди кричали и говорили, и стоял у них шум и грохот. И Даул Макан сказал себе: «Кто знает, кому принадлежат все эти невольники, верблюды и ящики?»
Потом он спросил об этом у одного из слуг, который ответил ему:
— Это подарки дамасского вали, они предназначаются царю Омару аль-Неману, а все остальное — ежегодная дань города Дамаска царю Омару аль-Неману.
Когда Даул Макан услышал эти слова, глаза его наполнились слезами и он прошептал следующие строки: