Потом он помолчал с минуту, и в его памяти всплыли следующие стихи:
А когда Даул Макан закончил, он заплакал. Тогда добрый истопник сказал ему:
— О дитя мое, будь же благоразумен! С великим трудом мы вернули тебе здоровье, а теперь ты хочешь снова заболеть от слез! Успокойся, молю тебя, и не плачь, потому что велика моя печаль, и я очень боюсь, что ты снова заболеешь!
Однако Даул Макан не мог удержаться от слез и, плача при воспоминании о сестре своей и отце, произнес следующие дивные стихи:
Когда же он закончил эти стихи, которым истопник хаммама внимал с восторгом, стараясь запомнить их и повторяя по нескольку раз, Даул Макан предался размышлению. Тогда истопник, не желавший мешать ему, сказал наконец:
— О молодой господин мой, ты, кажется мне, не перестаешь думать о твоем родном крае и о твоих родных!
Даул Макан сказал:
— Да, отец мой! И я чувствую, что ни минуты не могу более оставаться здесь; и я прощусь с тобою и уеду с этим караваном, который пойдет не спеша, с частыми привалами, и, таким образом, я не буду слишком уставать и дойду до Багдада, моего родного города.
Истопник же ответил:
— И я с тобой! Потому что я не могу оставить тебя одного, не могу расстаться с тобою, и как начал охранять тебя, так и буду продолжать.
А Даул Макан сказал:
— Да вознаградит тебя Аллах за твою преданность Своими благодеяниями и всякими дарами! — И был он чрезвычайно обрадован таким счастливым обстоятельством.
Тогда истопник попросил Даул Макана сесть на осла и сказал ему:
— Ты можешь ехать на осле сколько хочешь; а когда устанешь сидеть на нем, то можешь слезть и немного пройтись.
И Даул Макан горячо поблагодарил его и сказал:
— Поистине, то, что ты для меня делаешь, и брат не сделает для родного брата!
Потом оба дождались заката солнца и ночной прохлады, чтобы пуститься в путь вместе с караваном и направиться из Дамаска в Багдад.
Вот и все о Даул Макане и истопнике хаммама.
Что же касается молодой Нозхату, сестры Даул Макана, то она вышла из иерусалимского хана, чтобы приискать себе место служанки в каком-нибудь именитом семействе, заработать таким образом немного денег, чтобы ухаживать за братом и покупать ему кусочки жареной баранины, о которых он просил. Она накрылась лохмотьями от старого плаща из верблюжьей шерсти и пошла по улицам наудачу, не зная, куда направиться; и ум и сердце ее были полны забот о брате и о том, что оба они отдалены от родителей и родного края; и она возвышалась мыслью к Милосердному Аллаху, и ей пришли на память такие стихи: