— Я скажу тебе всю правду! Пел кочевник, только что проехавший здесь на верблюде! И он-то и разбудил меня своим проклятым голосом! Да смутит его Аллах!
Евнух покачал головою и не поверил, но вернулся к своей госпоже, ругаясь про себя, и сказал ей:
— Это какой-то кочевник, который уже далеко уехал на своем верблюде!
А Нозхату, огорченная неудачей, посмотрела на евнуха и уже ничего не сказала.
Тем временем Даул Макан очнулся; и увидел он над головою своею луну в глубине небес; и в душе его возникли далекие видения; и в сердце его запело множество птиц, и зазвучали голоса невидимых флейт, и овладело им непреодолимое желание вылить в песне все, что наполняло его душу и влекло ее ввысь. И сказал он истопнику:
— Слушай!
Но истопник спросил его:
— Что ты хочешь делать, дитя мое?
Он же сказал:
— Петь дивные стихи, которые успокоят мое сердце!
Истопник же сказал:
— Разве ты не знаешь, что случилось? Только вежливым обращением с евнухом удалось мне избавить нас от неминуемой погибели!
А Даул Макан спросил:
— О чем ты говоришь и какой евнух?
Истопник же ответил:
— О господин мой, сюда приходил евнух супруги старшего придворного с перекошенным злобой лицом, в то время как ты лежал без чувств, он махал большой палкой из миндального дерева и осматривал всех спавших людей; и так как один я не спал, то он и спросил меня гневным голосом, не мой ли голос был слышен. Но я ответил: «Совсем нет. Это просто пел кочевник, проезжавший на верблюде!»
Но он, по-видимому, не вполне поверил, так как, уходя, сказал мне: «Если ты услышишь этот голос, схвати того человека и выдай его мне, чтобы я мог привести его к госпоже моей! Ты ответишь за него!» Ты видишь, как трудно мне было, о господин мой, отклонить подозрение этого недоверчивого черного человека.
Когда Даул Макан услышал эти слова, он взволновался и воскликнул:
— Кто же может запретить мне петь стихи, которые мне нравятся? Я хочу петь их все, и пусть будет, что будет! Да и чего мне бояться теперь, когда так близок уже родной край; ничто не смутит меня теперь!
Тогда бедный истопник сказал:
— Вижу я теперь, что ты непременно хочешь погубить себя.
А тот:
— Я непременно должен петь!
Истопник же сказал:
— Не вынуждай меня расстаться с тобой, так как я лучше уйду, чем видеть, что с тобою случилась беда. Разве ты забыл, дитя мое, что вот уже полтора года, как ты со мной и ни в чем ты не мог упрекнуть меня? Зачем хочешь ты теперь заставить меня уйти? Подумай о том, что все здесь изнемогли от усталости и спокойно спят. Молю тебя, не нарушай покоя своими стихами, которые, я это признаю, полны красоты!
Но Даул Макан не в силах был удержаться, и, между тем как ветер пел над ними в густолиственных пальмах, запел и он во весь голос:
И, пропев эти слова, он три раза вскрикнул и упал без чувств. Тогда добрый истопник встал и поспешно прикрыл его своим плащом.
Что касается Нозхату, то, когда она услышала эти стихи, в которых приводилось ее имя и имя брата, в которых она узнала себя и свою горькую долю, она сперва задохнулась от рыданий, а потом поспешила позвать евнуха и закричала ему:
— Горе тебе! Человек, который пел в первый раз, только что пропел и во второй, так как я слышала его сейчас тут, вблизи! Клянусь Аллахом, если ты не приведешь его ко мне немедленно, я иду к супругу моему в его палатку, и он велит дать тебе палок и прогонит тебя! Теперь возьми эти сто динариев и дай их человеку, который пел, и с кротостью попроси его прийти сюда; а если он откажется, дай ему этот кошелек, в котором тысяча динариев; а если он и тогда откажется, не настаивай, но узнай, где он живет, чем занимается и откуда он; и поскорее возвращайся и расскажи мне обо всем. И главное, не медли!
Но тут Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И главное, не медли!
Тогда евнух вышел из палатки своей госпожи искать человека, который пел; и принялся он ходить между рядами спящих людей и разглядывать их всех одного за другим, но ни одного не нашел он неспящим. И подошел он наконец к истопнику, сидевшему с непокрытой головой и без плаща, и, схватив его за руку, закричал: