Выбрать главу

А когда прошли три дня, воины собрались в полном порядке за городом; и царь Омар аль-Неман также вышел, чтобы проститься с сыном своим Шарканом и великим визирем Данданом. И, подойдя к Шаркану, который при этом склонился и облобызал землю между рук царя, он подарил ему семь сундуков, доверху наполненных деньгами, и приказал ему во всем советоваться с мудрым визирем Данданом. И Шаркан почтительно выслушал своего отца и обещал ему все исполнить. Тогда царь обратился к визирю Дандану и поручил его вниманию сына своего Шаркана и воинов его. А визирь облобызал землю перед ним и ответил:

— Слушаю и повинуюсь!

Затем Шаркан вскочил перед царем и визирем на свою лошадь и велел пройти мимо царя главным начальникам и всему своему десятитысячному войску. Потом он поцеловал руку царю Омару аль-Неману и, сопровождаемый визирем Данданом, пустил свою лошадь вскачь. И все двинулись вперед и поехали среди грохота военных барабанов и звуков флейт и рожков. А над ними поднимались военные значки и развевались по ветру знамена.

А посланные царя Афридония служили проводниками. И таким образом войска шли в течение всего этого дня и в течение всего следующего дня и других дней — в общем двадцать дней. Останавливались же они только ночью, для отдыха. И наконец пришли они в широкую долину, поросшую лесом и полную журчащей воды. И так как была ночь, Шаркан приказал разбить лагерь и объявил трехдневный отдых. И всадники спешились, разбили палатки и рассыпались во все стороны, направо и налево. А визирь Дандан приказал поставить свою палатку в самой середине долины, и тут же рядом находились палатки посланных царя Костантинии Афридония.

Что же касается Шаркана, то он дождался, чтобы все воины его разошлись, и приказал страже своей, оставив его одного, идти к визирю Дандану. Затем, бросив поводья, он пустил вольным шагом своего скакуна, желая самолично обследовать всю долину и таким образом исполнить совет своего отца, который особенно настаивал на том, чтобы, подъезжая к странам Румским, соблюдать особенные предосторожности, столь же мало полагаясь на друзей, как и на врагов. И так, не сходя с лошади, продолжал он объезжать долину, пока не истекла четверть ночи. Тогда сон тяжело пал на веки его, и он не мог уже ехать так быстро. Однако поскольку он имел привычку спать, не сходя с лошади, то он пустил свою лошадь шагом и заснул.

И лошадь шла таким образом до самой полуночи и вдруг посреди лесной глуши остановилась и сильно ударила копытом о землю. Шаркан проснулся и увидел себя среди деревьев, в лесу, который теперь был освещен лунным сиянием. И, увидев себя в этом уединенном месте, Шаркан чрезвычайно смутился духом, но он произнес громким голосом животворное слово:

— Нет другой власти и силы, кроме Аллаха Всевышнего!

И душа его сейчас же успокоилась, и ему не страшно было больше диких лесных зверей, а прямо напротив него чудесная луна серебрила лесную прогалину, и так прекрасна была эта прогалина, что казалось, такие места могут быть только в раю. И вдруг Шаркан услышал как будто совсем поблизости упоительные слова, и голос дивно прекрасный, и смех. И какой смех! Слыша его, смертный не мог не потерять голову от нежного сладострастия и желания испить его на смеющихся губах и потом умереть.

Тогда Шаркан соскочил с лошади и пошел между деревьями, разыскивая, откуда раздавались голоса; и так шел он, пока не вышел на берег белеющей реки с весело бегущей и поющей водою; и на это пение воды отвечали голоса птиц, и жалобы опьяненных газелей, и нежные крики других животных; и все эти голоса вместе сливались в гармоническую торжествующую песню. И все это место было словно вышито и усыпано цветами и растениями, по словам поэта, который сказал:

Земля прекрасна, о мое безумье, Лишь если вся усеяна цветами, И, лишь с цветами нежно сочетаясь, Так хороша сребристая волна! Хвала Тому, Кто создал эту землю, Земные воды и цветы земные; Кто поселил тебя, мое безумье, Среди цветов и серебристых вод!

Шаркан осмотрелся и увидел, что на противоположном берегу поднимаются освещенные луной стены белого монастыря с высокой, смотрящей в небо башней. И подножие этого монастыря купалось в свежих водах реки, а напротив расстилался луг, на котором сидели десять девушек, окружавших одиннадцатую. И эти десять девушек, подобные лунам, одеты были в легкие, широкие и мягкие одежды, и все они были девственно-прекрасны, как описывается в стихах поэта: