Выбрать главу

Только Даул Макан произнес эти стихи, как продвигавшееся вперед войско увидело, что вдали поднялась черная пыль, а когда она рассеялась.

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

СТО ПЕРВАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И вдали поднялась черная пыль, а когда она рассеялась, из нее показалась проклятая старуха Зат ад-Давахи по-прежнему в образе почтенного отшельника. Тогда все бросились целовать ей руки, а она со слезами на глазах и дрожащим голосом сказала им:

— Я должна сообщить вам о несчастье, о народ правоверный! Поспешите вперед! Братья-мусульмане, стоявшие лагерем под стенами Константинии, подверглись неожиданному нападению со стороны осажденных, и притом в очень большом количестве; и теперь они совершенно разбиты. Спешите же им на помощь, иначе от главного придворного и воинов его не останется к вашему приходу и следа!

Услыхав эти слова, Даул Макан и Шаркан почувствовали, что сердца их готовы вылететь из груди от слишком сильного биения, и в полном сокрушении они бросились на колени перед святым отшельником и облобызали ноги его; и все воины зарыдали и стали испускать крики отчаяния.

Но не то было с великим визирем Данданом, ибо он один не сошел с лошади и не стал целовать рук и ног злополучного отшельника. А перед всем собранием военачальников он воскликнул громким голосом:

— Клянусь Аллахом, о мусульмане, сердце мое полно какого-то отвращения к этому странному отшельнику; и я чувствую, что он принадлежит к проклятым, к тем, для которых навсегда закрыта дверь небесного милосердия! Поверьте мне, о мусульмане, и прогоните от себя этого проклятого колдуна! Поверьте старому товарищу покойного царя Омара аль-Немана! И, не обращая больше внимания на слова этого проклятого, поспешим скорее к Константинии!

На эти слова Шаркан сказал визирю Дандану:

— Изгони из ума своего эти нехорошие подозрения, которые доказывают только, что ты не видел, как этот святой отшельник возбуждал во время битвы мужество в мусульманах и бесстрашно бросался на мечи и копья врагов. Постарайся не злословить этого святого, ибо злословие есть грех и нападки на благого человека осуждаемы. И знай, что, если бы он не был угоден Аллаху, он не мог бы обладать такою силой и выносливостью и не был бы спасен от мук, которые он переносил в подземелье.

Затем, сказав эти слова, Шаркан предложил святому отшельнику прекрасного, сильного мула с роскошно убранным седлом и сказал ему:

— Сядь на этого мула, чтобы не идти пешком, о отец наш, о святейший из отшельников!

Но коварная старуха воскликнула:

— Могу ли я думать о своем покое, в то время как тела правоверных валяются без погребения под стенами Константинии?!

И она не согласилась сесть на мула, а присоединилась к воинам и не переставала кружиться между пехотинцами и всадниками, как ищущая добычи лиса. И, кружась таким образом, она все время произносила громким голосом стихи из Корана и молитвы к Всевышнему, пока мусульмане не увидели, что навстречу им беспорядочно бежит разбитое войско, находившееся под командой главного придворного.

Тогда Даул Макан подозвал главного придворного и попросил его рассказать все подробности поражения. И главный придворный с расстройством, отраженным на лице, и с мукою в душе рассказал ему все, что произошло.

И все это было замыслом проклятой Зат ад-Давахи.

В самом деле, когда эмиры Рустем и Вахраман, начальники турок и курдов, отправились на помощь Даул Макану и Шаркану, войско, стоявшее под стенами Константинии, оказалось сильно ослабленным в числе; и вот из опасения, чтобы это не стало известно христианам, главный придворный не хотел говорить об этом даже своим воинам, ибо он боялся, чтобы из них не нашлось какого-нибудь изменника.

Но старуха, которая давно уже ожидала этого момента, подготовленного ею с величайшим трудом и предусмотрительностью, сейчас же побежала к осажденным и окликнула громким голосом одного из начальников их, находившихся на стенах, и попросила бросить ей веревку. Тогда ей бросили веревку, и она привязала к ней письмо, написанное ею царю Афридонию, в котором говорилось следующее: «Письмо это написано тончайшей, и хитрейшей, и ужаснейшей Зат ад-Давахи, самым страшным бичом Востока и Запада, царю Афридонию, благословленному самим Христом».

И затем: «Знай, о царь, что отныне спокойствие воцарится в сердце твоем, ибо я замыслила такую хитрость, которая будет окончательною погибелью для мусульман. После того как я завлекла в плен и в цепи царя их Даул Макана, брата его Шаркана и визиря Дандана и погубила войско, с помощью которого они ограбили монастырь монаха Матруны, мне удалось ослабить численность осаждающих, убедив их отослать две трети войска в долину, где они будут уничтожены победоносными воинами Христа.