Тогда я стал благодарить ее за ее любовь и за ее добрые слова, наполнявшие надеждой мое сердце; и я оставался дома два дня, выжидая часа свидания, назначенного моей возлюбленной. И был я очень расстроен и положил голову на колени моей кузины, которая не переставала ободрять меня и укреплять мое сердце. И когда приблизился час свидания, дочь моего дяди помогла мне облачиться в мои одежды и собственноручно надушила меня благовониями…
В эту минуту Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И прекрасный Азиз продолжал свой рассказ в присутствии молодого принца Диадема в таких выражениях:
— И собственноручно надушила меня благовониями под моим платьем, и сожгла кусочек бензойного дерева, и нежно обняла меня со словами: «О возлюбленный мой, вот приближается час твоего успокоения! Наберись же смелости и вернись ко мне успокоенный и удовлетворенный! И я сама желаю тебе обрести мир душевный, ибо я буду счастлива твоим счастьем! Иди же и вернись скорее, чтобы поделиться со мной твоим приключением! И для нас обоих останется еще много прекрасных дней впереди и немало благословенных, сладостных ночей!»
Тогда я поспешил успокоить биение моего сердца и унять волнение, овладевшее мной, и, простившись с дочерью моего дяди, вышел из дому. Дойдя до тенистого переулка, я направился к тому дому в состоянии крайнего возбуждения; и как только я подошел к скамье, окно в верхнем этаже приотворилось, и в глазах моих все потемнело. Но я овладел собой и поднял глаза к окну и увидел ту же молодую девушку. И при виде этого божественного лица, я задрожал всем телом и упал на скамью. А молодая девушка не отходила от окна и все смотрела на меня, и глаза ее светились огнем страсти; и в руках она держала зеркало и красный платок. Потом, не говоря ни слова, она засучила свои рукава, обнажая руки до самых плеч, и, растянув все пять пальцев правой руки, прижала их к своей груди; потом она просунула руку за окно, держа зеркало и красный платок; и три раза она махнула платком, то вздымая, то опуская его; потом скрутила платок и сложила его, после чего наклонила ко мне голову и, внезапно откинув ее назад, захлопнула окно и исчезла. И все это она проделала, не произнеся ни единого слова утешения. Напротив, она оставила меня в невыразимом состоянии; и я не знал, должен ли я оставаться или уходить; и в недоумении провел я долгие часы, не спуская глаз с окна, и так до полуночи. Тогда, расстроенный моими мыслями, я вернулся домой, где застал бедную дочь моего дяди с покрасневшими от слез глазами и лицом, полным печали и покорности. И, совершенно обессиленный, я опустился на пол в самом жалком состоянии. И дочь моего дяди бросилась ко мне на помощь и поддержала меня своими руками; и она осыпала поцелуями мои глаза и отирала их концом своего рукава, и, чтобы успокоить мой дух, она подала мне стакан сиропа, слегка надушенного померанцевой водой; потом она тихим голосом стала расспрашивать меня о причине моего опоздания и моего печального вида.
Тогда я, несмотря на усталость, передал ей все, что произошло, повторяя все жесты прелестной незнакомки. И дочь моего дяди сказала мне:
— О Азиз моего сердца, я усматриваю из этих жестов, что молодая девушка пришлет тебе весточку через пять дней, и получишь ты ее у красильщика, на углу этого переулка.
Тогда я воскликнул:
— О дочь моего сердца, да сбудутся слова твои!
Впрочем, я действительно видел на углу переулка лавочку еврея-красильщика. Потом, будучи не в силах противостоять наплыву моих воспоминаний, я зарыдал в объятиях моей бедной Азизы, которая утешала меня самыми нежными словами и незабвенными ласками; и она говорила мне:
— О Азиз, подумай о том, что влюбленные обыкновенно терпят долгие годы в ожидании и все-таки не падают духом и стараются укрепить свое сердце; а вот ты не более недели как познакомился с терзаниями любви, и уже впал в отчаяние и беспримерную тоску. Мужайся же, о сын моего дяди! Встань и подкрепи себя этими яствами и выпей этого вина, которое я приготовила тебе!