Но я, о молодой господин мой, не в состоянии был принять ни кусочка пищи и не мог проглотить ни одного глотка вина; и я потерял даже сон, и пожелтел в лице, и совершенно изменился, ибо в первый раз я почувствовал огонь страсти и познал горечь и блаженство любви.
В течение этих пяти дней я страшно похудел, и дочь моего дяди, опечаленная моим состоянием, ни на минуту не покидала меня и проводила дни и ночи у моего изголовья, развлекая меня любовными историями; и она не смыкала глаз во все эти ночи, и я не раз замечал, как она украдкой отирала слезы. Наконец по истечении этих пяти дней она заставила меня подняться, и нагрела воды для меня, и проводила меня в хаммам; потом она старательно одела меня и сказала:
— Теперь беги скорее на свидание! И да поможет тебе Аллах добиться твоей цели и да исцелит Он твою душу!
И я поспешил выйти из нашего дома и побежал к лавке еврея-красильщика.
Но к несчастью, это было в субботу, и лавка еврея была заперта.
Однако я присел у дверей этой лавки и ждал до окончания молитвы муэдзинов[96] на минаретах при закате солнца. И так как надвигалась ночь, не принося мне никакого утешения, то страх ночного мрака овладел мной, и я решил вернуться домой. И пришел я домой точно пьяный и не сознавал даже, что делаю и что говорю. И я увидел в комнате мою бедную Азизу; и лицо ее было обращено к стене; и одна рука опиралась на стол, а другую она прижала к сердцу; и голосом, полным скорби, она произносила печальные стихи о терзаниях несчастной любви.
Но как только она заметила меня, она отерла свои глаза кончиком платка и подошла ко мне, пытаясь улыбнуться, чтобы скрыть от меня свою тоску; и она сказала мне:
— О дорогой брат мой, да продлит Аллах твое блаженство! Почему ты возвращаешься сюда ночью и в одиночестве, вместо того чтобы провести ночь у молодой девушки, твоей возлюбленной?
Тогда я, выйдя из терпения и полагая, что она издевается надо мною, толкнул ее так грубо, что она упала и ударилась об угол дивана; и на лбу ее образовался широкий шрам, из которого струей полилась кровь. Но бедная дочь моего дяди не выказала ни тени негодования и не произнесла ни слова порицания; она спокойно поднялась, зажгла кусочек трута[97] и, приложив его к своей ране, повязала лоб своим платком; потом она отерла кровь, которой были забрызганы плиты мраморного пола, и как ни в чем не бывало вернулась она ко мне со своей спокойной улыбкой и сказала мне кротким голосом…
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла, не желая злоупотреблять данным ей разрешением.
А когда наступила
она сказала:
И как ни в чем не бывало вернулась она ко мне со своей спокойной улыбкой и сказала мне кротким голосом: — О сын моего дяди, я глубоко скорблю о том, что огорчила тебя неподходящими словами! Прости же меня великодушно и расскажи мне, что произошло, чтобы я могла знать, не в состоянии ли я помочь тебе!
Тогда я рассказал ей о своей неудаче и обо всем, что постигло меня.
И Азиза сказала мне:
— О Азиз очей моих, я могу не колеблясь объявить тебе, что ты достигнешь своей цели, ибо молодая девушка хочет лишь испытать твое терпение; и она хочет узнать силу твоей любви и твое постоянство. И завтра отправляйся пораньше и садись на скамейку под ее окном, и ты наверное найдешь благополучное разрешение, соответствующее твоим желаниям.
Потом дочь моего дяди принесла мне поднос, уставленный фарфоровыми чашечками со всевозможными яствами, но я оттолкнул поднос таким резким движением, что фарфоровые чашечки подпрыгнули вверх и покатились на ковер, — этим я хотел выразить, что не хочу ни есть, ни пить. Тогда бедная девушка, не произнося ни слова упрека, подобрала фарфоровые осколки, устилавшие пол, и заботливо очистила ковер; потом она вернулась ко мне и присела на край мягкого тюфяка, на котором я растянулся; и всю ночь она не переставала навевать на меня прохладу своим веером и говорила мне самые сладостные речи, полные ласки и нежности. Я же думал в это время: «О, что за безумие быть влюбленным!»
Наконец настало утро, и я поспешно поднялся и отправился в тот переулок, к самому окну молодой девушки.
И не успел я присесть на скамью, как отворилось это окно и перед моими восхищенными глазами появилась прелестная головка той, которая успела овладеть всей душой моей. И она улыбнулась мне самой нежной улыбкой, обнажая свои прелестные зубки. Потом она исчезла на минуту и снова появилась у окна, держа в руках мешочек, зеркало, горшок с цветами и фонарь. И вложила она зеркало в мешочек и швырнула его в комнату; потом жестом, полным очарования, она распустила свои черные волосы, и они тяжелой волной окутали ее всю и даже на минуту закрыли ее лицо; потом она поставила фонарь в горшок с цветами и, наконец, собрала все и исчезла. И окно захлопнулось за нею. И сердце мое улетело вслед за молодой девушкой. И тогдашнее состояние мое не поддается описанию.
96
Муэдзин — в исламе служитель мечети или один из прихожан, которого данный служитель мечети одобрил, совершающий азан — призыв мусульман на молитву (намаз).
97
Трут — любой материал, воспламеняющийся от одной искры: березовая кора, сухая трава, деревянные стружки, вощеная бумага, распушенная вата, еловые шишки, сосновые иголки, размельченные сухие грибы (трутовики), горелая хлопчатобумажная ткань и др.