Тогда, зная по опыту, что бесполезно ждать долее, я отправился в тоске и отчаянии домой, где застал бедную дочь моего дяди всю в слезах и с головой, повязанной двойной повязкой: одна из них покрывала шрам на лбу, другая — ее больные глаза, воспаленные от слез, пролитых во время моего отсутствия во все эти печальные дни. И, не замечая меня, она сидела наклонив голову и убаюкивала себя гармонией дивных стихов, которые она произносила шепотом:
Когда она проговорила эти стихи, обернулась и увидела меня; и тотчас же она постаралась скрыть от меня свою печаль и свои слезы; и она подошла ко мне и с минуту стояла молча, так как не в состоянии была произнести ни одного звука. Наконец она сказала мне:
— О сын моего дяди, садись и расскажи мне все, что произошло с тобой.
И я не преминул подробно передать ей таинственные жесты молодой девушки.
И Азиза сказала мне:
— Возрадуйся, о сын моего дяди, ибо желания твои исполнены! Знай же, что зеркало, засунутое в мешок, изображает заходящее солнце, — этим жестом она приглашает тебя прийти завтра вечером в ее дом; распущенные черные волосы, покрывающие ее лицо, означают ночь, окутывающую землю своим мраком, — этот жест подтверждает первый; горшок с цветами означает, что ты должен войти в сад, находящийся при ее доме, за переулком; что касается фонаря на цветочном горшке, то смысл его совершенно ясен: когда ты придешь в сад, ты должен направиться в ту сторону, где светится огонь фонаря, и там ждать прихода твоей возлюбленной.
Но я, охваченный разочарованием, воскликнул:
— Сколько раз уже ты возбуждала надежду во мне твоими вздорными объяснениями! Аллах! Аллах! Как я несчастен!
Тогда Азиза заговорила со мною с несравненной лаской и старалась успокоить меня нежными и умиротворяющими словами. Но она не решилась ни двинуться с места, ни предложить мне есть и пить из страха возбудить во мне припадки гнева и нетерпения.
Однако на следующий день, к вечеру, я решился попытать счастья и, ободряемый Азизой, которая представила мне столько доказательств своего бескорыстия и самоотречения, тогда как украдкой она обливалась слезами, я встал и, приняв ванну, облачился при помощи Азизы в мое лучшее платье. Провожая меня, Азиза бросила на меня взгляд, полный отчаяния, и со слезами в голосе сказала мне:
— О сын моего дяди! Возьми это зернышко мускуса и надуши им твои губы. Потом, когда ты побудешь с твоей возлюбленной и получишь желанное удовлетворение, обещай мне прочесть ей стихи, которые я сейчас проговорю тебе.
И она обвила мою шею своими руками и долго рыдала на моей груди. Тогда я дал ей клятву прочесть эти стихи молодой девушке. И Азиза, успокоенная, произнесла эти стихи и заставила меня повторить их еще раз перед моим уходом, хотя я тогда еще не понимал всей важности этой просьбы и ее значения в будущем.
Потом я быстро удалился и, подойдя к саду молодой девушки, нашел калитку отворенной; и в глубине сада я увидел зажженный фонарь и направился к нему в темноте.